19.11.2010 в 00:06

Пишет  Sutcliff Grell.:

15.02.2010 в 16:31

Пишет [J]Josephine-himera[/J]:

*
Мне показалось это интересным. Даже более чем. Может, отталкивающим, пугающим, но завораживающим.

15.02.2010 в 20:46

Пишет  A. Kirn:

Крипто таксидермия

"I call it art, you can call it whatever you want."
Sarina Brewer

Крипто-таксидермия (криптос (греч.) "тайный", "скрытый") так же обозначаемый как Crypto-Taxidermy или Rogue Taxidermy.
Историю самой таксидермии я рассказывать не стану, однако напомню, цель классической таксидермии - запечатлеть животное "как живое" и настоящее, в основном в качестве трофеев. Что собственно и отличает классическую от крипто. Задачей мастера становится не увековечивание того, что было, а созданием несуществующих животных, как мифических (например грифон, виверна, русалка), так и совершенно новых, чей внешний вид ограничен лишь фантазией автора. Есть ещё одно необычное направление - Антропоморфная таксидермия. Это изображение животных в естественной человеческой среде и/или одежде.
www.roguetaxidermy.com/
www.ravishingbeasts.com/gallery/
Самый известный таксидермист неформального толка - это Sarina Brewer

Художник и натуралист Sarina Brewer занимается изучением млекопитающих,изготовлением чучел и мумий,коллекционирует органы и кости животных. А в свободное время занимается хулиганством: создает тварей,которых рождает ее фантазия.
Очень нравится эта фигура:
Джессика Джослин с детства коллекционировала детали старинных механизмов и различные странные штуки, вроде бы совсем не пригодные для использования где бы то ни было. Разглядывала мертвых насекомых в микроскоп. Повзрослев, начала собирать зверушек из скелетов мертвых животных и диковинных запчастей, - вот и коллекция из детства пригодилась!
Некоторые из ее работ:


Еlizabeth МcGrath - не таксидермист, в ее творчестве есть лишь нотки сего ремесла.

http://www.elizabethmcgrath.com/
Элизабет порождает кошмары похлеще Бартоновских: ее зверушки, которые живут на стыке таксидермических опытов и упражнений в бондаже, завораживают и отталкивают одновременно. Зато продаются в самом «сердце» гламура – на Голливудском бульваре в Лос-Анджелесе, и явно испытывают на себе влияние голливудских же веяний. И имеют за своими лаковыми плечами длинный, из нескольких десятков наименований, список выставочных проектов и показов, ближайший из которых – персональная выставка в Billy Shire Fine Arts gallery (Лос-Анджелес) в апреле 2007 г. Для европейских почитателей МакГрат, работы кукольного мастера выставляются (и продаются) в одном из бутиков Парижа
Художница Элизабет Макгрет (Elizabeth McGrath) всегда любила находить странную красоту в гротескности нашей жизни, а затем отображать ее в своих работах. Вдохновленная отношениями между миром природы и человеческой культурой потребления, она воплощает в скульптуре этот диалог и создает совершенно новых существ, которых вытягивает на свет «из темных городских закоулков и из собственного воображения».
Элизабет Макгрет работает в основном в жанре скульптуры и анимации. Ее работы всегда пробуждают в памяти воспоминания о самой темной стороне жизни – благодаря этому Элизабет получила прозвище Bloodbath (кровавая баня). Ее скульптуры на самом деле странные: разрезанная напополам свинья, олень с линиями электропередач между рогами, двухголовая овца… Они вызывают смешанное чувство осознания ненормальности происходящего и в то же время желания изучить эти работы до мелочей, рассмотреть их до малейшей детали.
Как отмечается на сайте Элизабет, в ее творчестве можно усмотреть влияние католицизма, азиатской, уличной, готической культур, тематических парков и многого другого. Она смешивает все это между собой и создает свое собственное окружение, в котором придумывает драмы и пишет сценарии, рассказывающие о ее собственных взаимоотношениях с внешним миром.
Элизабет Макгрет родилась в Голливуде, Калифорния. В рамках своей творческой карьеры она также занимается пением: вначале это была панк-группа Tongue, а в настоящее время Элизабет – солистка коллектива Miss Derringer.
(с)

не_рисунки

рисунки

Скотт Бибус - самый жесткий представитель жанра.
www.bibus.liquid-fish.com/gallery2.html


Люди-животные www.kulturologia.ru/blogs/200110/11937/
Очень напоминает один старый клип, только забыл его название.

---

Каждый сверчек на своем посту пограничник.

Сегодня я наблюдал эпическую сцену. Моя дорогая Елена Олеговна таки поставила на место нашего зарвавшегося вахтера. Ура, товарищи!

@темы: обычная реальность, дизайнерЫ, трудовые будни

---

Для хорошего настроения в пятницу.

Все равно нет времени на посты. Скажу так - гармония с окружающим миром достигнута и глаза больше не болят.

@темы: трудовые будни, кошкование

---

Ну люблю я его кошек.

@темы: кошкование

---

Гимн студента

Скальпель сжимаю я в своей руке,
Свет науки брезжит где-то в далеке.
Для науки совершу я много дел,
Препарировать лягушек, видно мой удел.


Я препарирую лягушек, я давно хочу понять,
Почему они умеют, суки, квакать и скакать.
Почему они не ходят за едою далеко,
Почему их для прохлады погружают в молоко.

Если раздавить лягушку, дождь пойдет,
Но меня ебучий случай этот не ебет.
Я хочу понять одно, ебена мать,
Почему они умеют квакать и скакать.

Но порою вдруг взгруснется и вплакнется,
И тревожным стуком сердце отзовется.
Для чего я этим бедным тварям гажу,
Насажу на скальпель, а потом размажу

Я препарирую лягушек, я давно хочу понять,
Почему они умеют, суки, квакать и скакать.
Почему они не ходят за едою далеко,
Почему их для прохлады погружают в молоко.

@темы: обычная реальность, трудовые будни

---

Когда кошка спит она видит себя во сне. А внешний наблюдатель просто видит другую кошку. Так сказать кошку сна. Если с кошкой сна что-то случается, то кошка просыпается. Отсюда и рассказы про 9 жизней.
В мире всегда больше кошек, чем кошек на самом деле. Кошки не отличают сон от реальности они и там и там кошки. Кошка которая спит, может видеть во сне себя и тоже спать и видеть во сне другую кошку.

@темы: myśli, кошкование

---

Bagger 288 - самый большой в мире экскаватор

Представляю какой восторг он вызовет у Грелля....
Это чудовище, построенное в 1978 году, зовут Bagger 288. Названный роторный экскаватор на сегодняшний день является самой большой машиной в мире.

...

Зачем нужны такие "монстры"?
Для вскрытия и разработки месторождений полезных ископаемых, например, каменного угля; для рытья траншей под газопроводы, нефтепроводы, кабели связи, трубопроводы канализации и теплофикации. При разработке угольных месторождений необходимо снимать большие пласты грунта, рыть многокилометровые траншеи. Там, где бульдозеры и обычные экскаваторы будут работать несколько месяцев, роторный экскаватор справится в считанные дни.

Немного характеристик этого монстра
Немецкий Bagger 288 побил все рекорды. Вес его примерно 13,5 тысяч тонн, длина – 240 метров, высота – 96 метров, ширина – 46 метров. Этот "монстр" по высоте сравним с высотой московских "высоток" с длиной "стрелы" более 200 м, на конце которой находится ротор с ковшами. Сам ротор размером с 8-этажный дом. Но особо внушительный вид создают закрепленные на нем полтора десятка ковшей по 6,6 кубометров каждый. Ну и конечно, дела, которые вершит этот колосс, поражают воображение. За день он перелопачивает 240 тысяч кубометров породы. Это все равно, что заполнить чашу футбольного стадиона на высоту 10-этажного дома.
Чтобы под такой тяжеленной махиной не просаживалась земля, конструкторы оснастили ее 12 гусеницами по 3,8 метра. В результате, создаваемое давление на грунт не превышает давления ступней человека при ходьбе. В результате, он может ездить даже по полям, не испортив почвенный слой. Однако передвигается этот монстр очень медленно – не более 1 километра в час. Чтобы переехать из одного карьера к другому, ему требуется несколько недель.

Одним из любопытных моментов конструкции является энергосбережение. Ведь этой махине для работы требуются десятки мегаватт. Такие же потребности в электроэнергии у небольшого города. У роторного экскаватора Bagger 288 гусеницы, ротор и другие механизмы в действие приводит несколько электромоторов. Они запитываются из промышленной энергосети по специальному кабелю. Около километра такого толстенного кабеля намотаны на катушку, закрепленную на самом экскаваторе. Кстати, обслуживает работу этого экскаватора смена всего в четыре человека. Это два экскаваторщика, сменяющих друг друга, координатор ленточных конвейеров, поставляющих уголь к месту погрузки, и глава отряда. Чтобы во время многочасовой работы им не приходилось спускаться в прямом смысле с небес на землю, прямо внутри конструкции установлена кают-компания с туалетом и кухней, большим запасом воды.
Экскаваторщик сидит на гигантской "руке" сооружения и управляет машиной с помощью джойстиков. При этом он должен следить, чтобы ковши оптимально наклонялись, стенки разреза шли ровно и не обрушивались, чтобы ротор не повредится посторонними включениями, и.т.д.

@темы: обычная реальность, шинигами это любят, interesów

---

Флешмоб.

Условия:
1. Вы подаёте признаки жизни в комментариях
2. Я выбираю любую фотографию у вас в дневнике (можно из В Контакта тоже) и прошу что-нибудь о ней рассказать.
3. Вы постите рассказ с фотографией в своём дневнике с публикацией условий флэшмоба.
от  стас_римский

Налаживание общения тет-а-тет с дядюшкой Гробо. В тот день было шикарно. Фон - двор старинного немецкого здания, ныне - МГУ. Тогда мы выяснили что уж очень похожи во многих
мелочах, я понял что боюсь камеры и что Хелли - шикарный фотограф.
От  Лорд Кэлмор

Это лето, практика. Сей чудесный человечек проходил практику с нами, хотя сама она из далекой и неизведанной России)
Ливни, горячий чай и темные ночи. Долго могу рассказывать про эту фотографию. А так же - память о том, как мое отношение к людям может измениться из-за одной пьяной ночи.

запись создана: 14.11.2010 в 14:36

@темы: Марафон графического дизайна, interesów, Гробушка

---

Уважаемые, это для универа.№4

4

ЗОЛОТО ХАУЗЕНА

Леса на горе Хаузен - самой высокой точке Витланда в западной части Самбийского полуострова и сейчас славятся грибными местами. Много грибов там было и раньше. Но иногда в траве на вершине холма можно найти кое-что и более ценное.
В 1525 году молодой кнехт барона фон Немингена со своей юной подружкой собирали там грибы. Как все грибники, они, изредка перекликаясь, разошлись в зарослях. Вдруг кнехт, шаря глазами в поисках подберезовиков, заметил на поляне что-то сверкающее. Он подошел, и с изумлением понял, что это целая куча золотых изделий. Браслеты, гривны, кубки, монеты, предметы конской упряжи – все было из золота с камнями, и все это сверкало и переливалось разноцветными искрами на солнце. Но еще больше поразило кнехта то, что полукольцом вокруг сокровищ полз огромный, толщиной в бревно, змей. Кнехт потом рассказывал, что змей, заметив его, остановил движение, и его глаза как бы сказали: «Возьми золото, возьми, сколько сможешь». И кнехт не удержался. Он вывалил из короба грибы и наполнил его золотом. Потом снял рубаху и сколько смог нагреб сокровища в нее. А змей все не двигался и смотрел на кнехта немигающим взглядом. И тут кнехт вспомнил о девушке, и стал звать ее. Вдруг над горой раздался гром, небо потемнело, деревья зашумели и согнулись под налетевшим ураганом, а с неба из туч кто-то страшно закричал: «Рассыпь золото! Рассыпь золото!» Кнехт испугался, но золото еще прижимал к себе. А ураган поднялся такой, что ему уже пришлось стоять пригнувшись. Над головой под натиском ветра с треском обламывались и улетали ветви деревьев. А страшный голос все кричал: «Рассыпь золото! Рассыпь золото!» И молодой человек вывалил все, что взял назад в кучу. Змей мгновенно охватил сокровища кольцом и увлек их под землю. Сразу прекратился ураган, тучи разошлись, а вышедшее из-за них солнце осветило только несколько монет, которые откатились в сторону, туда, где змей не смог достать их своим кольцом. Тут только понял кнехт, что голос с небес велел ему не высыпать золото в кучу, а наоборот – рассыпать подальше от нее.
В этот рассказ, может, никто и не поверил бы, если б не те несколько монет, которые принес кнехт своему господину. Да вот еще, вскоре после этого случая егерь Пакмоор нашел на горе охотничий рог, украшенный золотым пояском с драгоценными камнями. Рог этот, проделав длинное путешествие от хозяина к хозяину, оказался, в конце концов, в одном из берлинских музеев.
Считается, что ценные вещи, которые и по сию пору находят на Хаузене – жертвенные приношения паломников, которые стекались сюда со всей Прибалтики в день празднования бога Лиго. Жизнерадостный этот бог требовал от своих почитателей только две вещи – безудержного пьянства и разврата, за что и был любим.






ШАБАШ

Улица Ролльберг в столичном граде Кёнигсберг была знаменита тем, что на ней селились ведьмы. Само место их притягивало что ли, или обычная женщина, поселившись на холме, со временем становилась ведьмой? Бог его знает. Но поразительно то, что вопреки всем войнам, эта улица стоит и поныне. Она почти не изменилась с тех пор, хотя часть ее и стала носить имя Коперника.
В 1775 году к священнику кирхи в Штайндамме обратился старик на деревянной ноге с просьбой исповедовать его. Тайны из своей жизни он делал и разрешил пастору записать его рассказ при условии, что имя упоминаться не будет. Вот суть рассказа:
Молодой человек нанялся в подмастерья к двум женщинам, имевшим на Ролльберге небольшую пивоварню. Были они в родственных отношениях, нет ли - он так и не понял. Иногда ему казалось, что они сестры, иногда – нет. Об их семьях он тоже никогда не слышал. Впрочем, о таких вещах он тогда и не задумывался. Хозяйки были молоды и, по его словам, «ухаживали за ним наилучшим образом», так что жилось ему неплохо.
Комната молодого человека была рядом с кухней, и однажды ночью он проснулся оттого, что кто-то гремел посудой. Он встал, осторожно приоткрыл дверь и увидел, что обе хозяйки расхаживают по кухне совершенно голые. Смущенный, подмастерье не решил объявиться, хотя и закрыть дверь у него рука не поднялась. Так и стоял он, разглядывая через щель их прелести. Тем временем, хозяйки сняли с печи котелок, добавили туда крупный кусок чего-то похожего на жир и тщательно размешали. Немного погодя, когда варево остыло, они стали брать его руками и намазывать себе на тело, хихикая и постанывая от удовольствия. Затем взяли ухваты и с визгом вылетели в каминную трубу. Подмастерье ахнул от неожиданности. Какое-то время он был в оцепенении, а потом любопытство взяло верх над благоразумием, он подскочил к котелку, где еще достаточно было мази, разделся и растер себя с головы до ног. Пошарив за печкой и не найдя больше ухвата, он оседлал совок для мусора. К ужасу и восторгу его, совок взвился и вместе с ним метнулся в дымоход.
Во время полета он ничего не видел. По его словам: «тьма была кромешной». Наконец впереди подмастерье заметил огонь. Большой костер пылал на вершине горы. Когда он приземлился, на него никто не обратил внимания. Несмотря на то, что там было много людей, в основном женщины, никому до подмастерья не было дела. Все же его пробирала дрожь от необычности происходящего, и он решил укрыться за большим камнем и оттуда наблюдать за шабашем.
Возле костра, где что-то варилось в котле и жарилось на вертелах, стоял огромный плоский камень, на котором возвышался козел со спутанными ногами. Возле него и вертелся весь праздник. Старик с длинным до подбородка носом бил в бубен, а ведьмы плясали на простыне, которую по очереди держали за углы на весу. Тут же скакал и маленький пузатый уродец с козьими рожками и отвислыми ушами, и дул в свиной череп, извлекая отвратительные звуки которые, однако, очень нравились ведьмам. Когда карлику удавалось выдуть особенно пронзительную ноту, они радостно хлопали в ладоши и кувыркались на простыне, нисколько не стесняясь выставлять на показ свои срамные места. Все пили густую темную жидкость, зачерпывая ее кружками, ковшами и просто мисками из большого медного таза. Подмастерье заметил, что жидкость совсем не убывала.
Когда веселье достигло той стадии, когда уже никто не разговаривал, а все только визжали и прыгали, одна ведьма, как показалось подмастерью, самая старая из всех, подскочила к козлу и, высунув язык, стала вытворять такие непотребства, что об этом и подумать стыдно, не то, чтобы рассказывать. После к козлу устремились другие ведьмы, выделывая то же самое. Когда очередь иссякла, безобразная старуха опять подбежала к козлу и закричала:
- Ну что, все приобщились?
- Все! – хором ответили ведьмы.
Она и в другой раз спросила, и в третий. И неизменно в один голос ведьмы отвечали ей.
А потом старая ведьма вытащила откуда-то большой нож, одним махом отсекла козлу голову и, размахивая ей, обрызгала кровью всех присутствующих. Ведьмы при этом радостно повизгивали, да так громко, что подмастерье закрыл руками уши, испугавшись за свой слух. Но тут все успокоились и стали мирно рассаживаться вокруг костра, готовясь к трапезе. Еда так вкусно пахла, что подмастерье заерзал за камнем. Его подмывало подойти и присоединиться. Заметив, что хозяйки сидят совсем близко, он не выдержал, выбрался из-за камня и подошел к ним.
- Дайте и мне кусок мяса, - попросил он.
Как же они удивились, увидев его! Но прогонять не стали, даже обрадовались. «Вот хорошо! – сказали они. – Ты-то нам и поиграешь на скрипке, а то нашего скрипача что-то сегодня не видно». Они усадили его рядом, стали кормить и угощать напитком из бездонного таза. Пойло оказалось довольно приятным – сладким и крепким, правда, со странным запахом, вроде как псиной от него несло, но измученному подмастерью было уже не до того, чтобы принюхиваться. А, подкрепившись, как следует, он уже играл на скрипке, плясал и целовался с ведьмами, будто всю жизнь только этим и занимался. Мало-помалу он так уморился с непривычки, что свалился в траву и уснул.
Проснулся в своей постели далеко за полдень и никак не мог понять, почему это он спит голым и чем же от него так воняет? Понемногу подмастерье стал припоминать ночное приключение. И так ему стало гадко на душе, что встал он, оделся и пошел в ближайший трактир. А там, кружка за кружкой, он и излил душу приятелю.
Вернулся подмастерье домой, а его хозяйки и виду не подают, будто и не было бурной ночи.
Время шло, а в доме все, как раньше. Подмастерью стало казаться, что та ночь приснилась. Он успокоился, и все бы обошлось. Вот только приятель оказался несдержан на язык. Пошли слухи. Подмастерье начал замечать, что хозяюшки стали косо на него поглядывать. Молчат, все больше хмурятся.
Как-то возится подмастерье в пивоварне возле котлов, вдруг заходит огромная кошка. Он таких и не видел никогда. Оторопел даже. Но кошка ничего, даже ласковой оказалась, стала тереться об его ноги. Хотел, было, подмастерье опять за работу взяться, но вдруг видит, что кошка его все ближе к кипящему котлу подталкивает. Он вправо, и она туда же, он влево, она – за ним. Еще бы шаг, и быть подмастерью сваренным живьем. Но он изловчился, отскочил в сторону и пнул кошку ногой. Она в котел и свалилась. Да как закричит человечьим голосом! Подмастерье глянул, а в котле его хозяйка варится. Испугался он, скинул фартук и сбежал из дома. Идет по улице и думает: а ведь найдут хозяйку в котле, его казнят за эту ведьму. Добрался до порта, завербовался на судно. Потом сошел в Риге. Какое-то время в Курляндии перебивался, потом воевал в русской армии. А к старости домой в Пруссию потянуло. Вот и пришел к пастору облегчить душу.

































СКАЗКА О ТОМ, КАК КРЕСТЬЯНИН
ДЬЯВОЛА ОБХИТРИЛ

Жил в Пруссии один крестьянин по имени Мартин. Известен он был неудержимой страстью к обогащению. Чуть ли не каждый день изобретал все новые способы к увеличению прибыли со своего хозяйства. Кони его были самыми сильными в Пруссии, коровы самыми удойными, свиноматки приносили по пятнадцать поросят, гуси были размером с овцу, а овцы – с теленка. Все у него было, и все – самое лучшее.
Как-то лег Мартин спать, а ему не спится. Хочется придумать что-нибудь еще, что прибавило бы доходов. Думал, думал, и впервые ничего в голову не пришло. Разволновался Мартин, взял фонарь, пошел в обход по своим владениям. Авось найдет что – не самое лучшее, не самое совершенное. Не нашел ничего, ни одного изъяна. Даже стены амбара излазил, думал хоть мышиную норку найти, да заткнуть ее, авось хоть на пригоршню урожая сбережется. Нет и норок. Давно уж грызуны во всей округе потравлены.
Сел Мартин во дворе на лавочку и чуть не плачет. Совсем отчаялся. Настроение такое пакостное, что вот хоть бери и черту душу закладывай, лишь бы прибыльно было.
А Дьявол, вот он, прямо тут и стоит.
- Звал, Мартин? – спрашивает.
«Да, - думает Мартин, - только вспомни о нем, он тут, как тут».
- Так и есть, - говорит черт. – Такая работа. А ты, я слыхал, прибыли ищешь?
- Да уж, - говорит Мартин. – Хотелось бы.
- Есть такой способ, - говорит Дьявол.
- Знаем мы, твои способы, - отвечает ему Мартин. – Ты, небось, сразу душу потребуешь.
- Зачем же сразу? Мы не изверги. Потерпим. Да и не нужна мне твоя душа сейчас. Мне тоже прибыль надобна. Расходы ведь и у меня большие. А сделаем так: ты пашешь, сеешь, а я обеспечу урожай, который в мире невидан. В десять раз больше того, что ты раньше имел. Только уговор – убираем вместе. Тебе вершки, мне корешки. А чтобы получилось поровну и никому не обидно, в первый год вершки мои, в другой – твои. И так мы поработаем четыре года. Ну, как?
- Да что ж, - говорит Мартин, - терять особо нечего. По рукам.
Пошел Мартин домой, немного поразмыслил, и с хитрой
улыбкой уснул.
Подошло время уборки. Мартин носится, как угорелый, строит новые погреба – картошку некуда девать.
Приходит Дьявол.
- Ну что, - спрашивает. – Урожаем доволен?
- Еще бы! Я о таком и мечтать не мог. Спасибо, брат.
- А моя доля где? – спрашивает Дьявол.
- Да там, в поле осталась. Иди, забирай.
Пошел Дьявол в поле, попинал копытом ботву и говорит Мартину:
- Да, знал я, что ты хитер. Ну, да ладно следующие корешки – мои.
Прошел год.
Мартин и сам запарился ,и семью свою загонял, и всех соседей в работу впряг. Пшеницей не только амбары, но и двор завален. Пыль столбом. Грохот от молотьбы такой стоит, что не говорить, а кричать приходится.
Явился черт.
- Доволен ли урожаем? – кричит Мартину.
- Ох! – тоже кричит Мартин. – Вот это уважил, так уважил! Всю жизнь тебя благодарить буду!
- А моя доля – в поле?
- В поле, в поле…
Пошел Дьявол в поле. Походил по стерне. Вернулся к Мартину.
- Знал я, что ты хитер, но не думал, что настолько. Но и ты еще не знаешь, с кем связался. В следующий год я буду сеять. А ты, если такой хитрый, должен догадаться что за растение я посадил? Догадаешься – все твое. Не догадаешься – душу выну! Договорились?
Раскинул Мартин мозгами – нет такого растения, чтобы он не знал. Все у себя в хозяйстве перепробовал. Согласился с Дьяволом.
Приходит лето. Мартин бродит по своему полю и никак не может понять, что же это выросло? Листья какие-то круглые – не то лопух, не то салат. Мартин лист сорвал, растер в руках, понюхал. Нет, не съедобный – воняет. Сунул лошади – та отшатнулась. И не кормовой. Мартин расковырял землю, вытащил корешок, пожевал. Дрянь какая-то!
Поехал Мартин в Кёнигсберг, к умным людям, в университет Альбертину. Показал растение. Нет, не знают там такого растения.
Нашел Мартин великого знахаря, который людей лекарственными травами пользует. Нет, не знает он такой травы.
Приехал Мартин домой и так загоревал! Не ест, не пьет, по хозяйству ничего не делает. Все ищет, кто бы помог ему с дьявольской травой разобраться? Сулил такие деньги, что из дальних провинций народ приезжал. Никто не может понять, что у него в поле выросло.
Но вот как-то приходит старушка и говорит:
- Я помогу тебе, Мартин.
- Знаешь траву?
- Нет, - говорит старушка. – Знать, не знаю, а помочь могу.
- Как же? – спрашивает Мартин.
- Это уж мое дело. А ты меня накорми, напои, да спать уложи. А к вечеру разбуди. Я помогу тебе.
Наелась, напилась, выспалась со всем удовольствием старушка, а к вечеру в поле вышла. Да так прямо, с самого края, и давай растения выдергивать. Тут Дьявол налетел, да как заорет:
- Ты что это, дура старая, мой табак рвешь?
- Да я и не знала, - говорит старушка, - что это твой табак. Вижу – ерунда какая-то растет, дай, думаю, прополю.
- А ну, пошла отсюда! – заревел черт.
Извинилась старушка за свою оплошность, пошла к Мартину и сказала, как называется растение.
Тут и время уборки подоспело. Приходит Дьявол.
- Давай, Мартин, сюда свою душу, а урожай я уж сам уберу.
- А зачем тебе, чертушко, моя крестьянская душа, - спрашивает Мартин, - если сам ты в крестьянском деле ничего не понимаешь и ничего более путного, чем табак, посадить не можешь?
Выругался Дьявол последними словами и с тем исчез.
- Эй! – закричал Мартин. – А как же четвертый год? Я еще прибыли хочу!
Но черт больше не объявлялся.
А я вот сижу здесь и думаю: конечно, жалко было бы Мартина, если б черт у него душу вынул. Однако сколько же в мире душ погибло с тех пор из-за этой заразы, которую в Пруссии всегда звали «дьявольской травой»? И ведь никто из них, за исключением Мартина, прибыли с этого не имел. Одни болезни. И вообще, кто же в этой истории оказался хитрее? Тот, кто получил прибыль и начал курить, или тот, который, казалось бы, ничего не получил, но с удовольствием наблюдает, как мы чахнем, глотая дым?


































ЗАКЛИНАТЕЛИ ПРУССКОГО БОГА

Бывает так, что по несчастливому стечению обстоятельств, в одном месте собирается сразу несколько особей из тех, что зовутся «сорвиголовами». Как правило, это люди недовольные судьбой, считающие, что они достойны лучшей доли – посытнее еды, побогаче одежды, и т.д. Жалуясь, друг другу на бедность, они постепенно распаляются, а дьявол уж тут, как тут – подсовывает им очередной план внезапного обогащения. И если при этом присутствует хоть доля спиртного – жди беды. Дьявольский проект они решат исполнить не медля.
Вот так в одном из трактиров Кёнигсберга в двенадцати головах сразу родилась идея запродать души язычеству. За приличное вознаграждение, разумеется.
Заправлял этой командой некий Иоганес, непременный участник всякой потасовки, бывший солдат, бывший моряк, известный завсегдатаям пивных тем, что ему «сам черт не брат». Но главное его достоинство было в том, что он происходил по материнской линии из рода прусских жрецов - вайделотов. Хотя отец его был немцем, и семья мало общалась с прусскими родственниками, все же когда-то Иоганесу довелось побывать на обряде жертвоприношения и заклинания богов. Такие обряды, хоть и были запрещены, но сохранялись у пруссов.
Итак, Иоганес, помня в общих чертах необходимые действия жреца, вызвался все устроить самым наилучшим образом. Они купили черного козла, бочку пива, и отправились к холму Глаппенберг, где в древности было одно из прусских святилищ. Там Иоганес начал колдовать, применив один из самых опасных обрядов, который использовался для прямого вызова божества, обитавшего в конкретном месте.
Я не стану описывать здесь этот обряд, дабы ни у кого не возникло соблазна его опробовать. Скажу лишь, что после трехчасовых стараний Иоганесу удалось добиться желаемого. Вот только вряд ли он действительно желал того, что получил. Четверо его товарищей, увидев результат действий, в ужасе бросились бежать, не разбирая дороги.
Позже выяснилось, что бежали они в сторону от Кёнигсберга, в район Северной горы. Бог сжалился над ними и привел прямо к старой кирхе
Св. Якова, что стояла тогда на месте нынешнего форта №3. В храме они оставались несколько дней, замаливая свой грех, а потом отправились в Палестину, чтобы у Гроба Господня вымолить прощение. Но это было после, а в тот день множество мужчин во главе со священником, бросились на Глаппенберг в надежде спасти тех, кто там остался. Увы! Четверо были найдены в состоянии бессловесных тварей - они уже никогда не оправились. Трое лежали в ряд бездыханные. А самого заклинателя собирали по частям. Казалось, будто что-то разорвало его изнутри, и он разлетелся в стороны, как мыльный пузырь. Причем, лихую голову Иоганеса, как ни искали, не нашли.





ГАНС ЛОЗЕ

В пятнадцатом веке, во времена правления Великого Магистра фон Тиффена, в кёнигсбергском замке служила одна примечательная личность – статный красавец, стрелок-арбалетчик Ганс Лозе. Умен, учтив, обходителен, всегда трезв, никаких нареканий по службе, любимец комтура и всех, кто был с ним знаком. Причем, службе он отдавался не только в обязательные часы несения вахты, но и на досуге. Любил, знаете ли, изобличать подпольных торговцев янтарем. А все операции с камнем, от его добычи до продажи в то время были исключительной монополией Ордена.
Ходит этаким щеголем Ганс Лозе по рыночной площади, товар щупает, ценами интересуется. Потом, глядишь, набежали стражники – хвать одного торговца, хвать другого, и в замок поволокли. А там допрос. Янтарем торговал? Нет? А вот, посмотри, что мы у тебя в пшенице нашли. И горсть янтаря ему под нос.
У Ганса глаз верный. Не один десяток человек он на виселицу проводил. Но и кёнигсбержцы – народ тертый и тоже не слепой.
Как-то в праздник, когда никого дома не удержишь, и только старухи сидят на лавочках, такая бабушка видит – Ганс прогуливается вдоль домов. Гулял, гулял и шасть в одну дверь. Бабушка – за ним. Он на второй этаж, и в квартиру. Старушка удивилась. Она хорошо знала, что хозяева этой квартиры никаких знакомств с Лозе не водили. Кроме того, их и дома сейчас не было – все на ярмарке. Бабушка взяла и подперла дверь клюкой. А потом позвала стражу из ближайшей будки и соседей, кого нашла. Скрутили Ганса, а у него из рукавов, да из-за пазухи янтарь посыпался. Видать скучно ему стало на рынке в зерно, и в сукно запретный товар подсовывать. Разнообразия захотелось.
Выкололи Гансу Лозе его проницательные глаза, отрубили ноги по колени, чтобы не смог больше зайти в чужой дом, и в таком виде выбросили на рыночную площадь. Где он и умер под плевками горожан.

















ИСПЫТАНИЕ ОБОРОТНЯ ГЕРЦОГОМ АЛЬБРЕХТОМ

Однажды крестьяне Натангена, одной из прусских провинций южнее Прегеля, привезли герцогу Альбрехту на суд человека, которого они сочли оборотнем. Да и то сказать – морда у него была откровенно животная. Вытянутая вперед, с торчащими зубами, неровно поросшая клочьями пегой шерсти и вся испещренная застарелыми рубцами и шрамами. И сам мужик убедительно рассказывал, как два раза в год, на рождество и в Иванов день, превращается в волка. Дескать, поначалу, пока не обрастет шерстью, отлеживается в стожках соломы на полях, а потом выходит в лес к своим братьям – волкам. Пожаловался, как несладко порой приходится от собачьих стай. Рассказал, как ворует крестьянских овец. Даже поплакался – вот мол, не хотелось бы, а надо. Такова уж доля – ходить в оборотнях. В общем, слушал герцог мужика, слушал, да и поверил в его рассказы. А поверил, так призадумался: куда же теперь этого мужика девать-то? На костер послать – времена не те, кругом просвещение. Отпустить с миром – он опять волком по крестьянским дворам начнет шастать.
Ничего лучше не придумал герцог, как выделить мужику комнату в замке, да к дверям охрану поставить. Станет тот волком, что ж, придется мясом кормить. А пока велел носить ему еду со своего стола.
Наступило Рождество Христово. Герцог ходит у комнаты мужика – ждет, когда же тот завоет? А тот не хочет. Неделя проходит, другая. Приказал герцог привести мужика к себе. Привели. Ни хвоста у него, ни волчьих ушей за это время не прибавилось. Ладно, - думает герцог, - подождем еще до Иванова дня.
Полгода еще жил мужик в замке. Раздобрел на герцогских харчах, похорошел. А на Иванов день приказал герцог Альбрехт выпороть лодыря, да выгнать из замка подзатыльниками.




















МОГИЛА ОСИАНДЕРА


Издревле как-то само собой так сложилось, что Альтштадт – Старый город - всегда был центром общественной жизни всех трех кёнигсбергских городов Альтштадта, Лёбенихта и Кнайпхофа. В кирхе Альтштадта хоронили видных государственных деятелей, а в его ратуше после объединения городов в единый Кёнигсберг, принимались судьбоносные для Пруссии решения. Вот в старой альтштадтской кирхе в шестнадцатом веке при правлении герцога Альбрехта и произошла эта странная история.
После того, как Альбрехт разогнал Орден, принял лютеранство и герцогскую корону, он навез в Пруссию целую толпу деятельных реформаторов и проповедников учения Лютера. Возглавлял команду некий Андреас Осиандер, доктор теологии, уже прославившийся в Европе своими, мягко говоря, нестандартными взглядами на христианство. Не брезговал этот теолог и экспериментами с каббалистикой и магией.
Мы не станем здесь углубляться в его теории, а уж о том, чем он занимался по ночам с Павлом Скалихом вообще никому не известно. Зато известно, чем это все закончилось. Когда возмущение народа приезжей бандой чародеев и казнокрадов, хозяйничавшей при дворе герцога, достигло состояния граничащего с восстанием, ландтаг арестовал чужаков. Одних казнил, других упрятал в застенки, а некоторых выслал из Пруссии. Но двое из них ушли от ответственности. Пауль Скалих, несмотря на пограничные заслоны, загадочным образом исчез из страны, а Осиандер в 1552 году тихо умер своей смертью и, как заслуженный ученый и преподаватель университета, даже был похоронен в кирхе Альтштадта. Правда, альтштадтцы этому противились, но герцог настоял, чтобы Осиандера похоронили с честью.
Похоронили. А через пару дней по городу поползли слухи, что из-под пола кирхи в том месте, где лежит достопочтенный доктор теологии, раздается пугающий скрежет. Стали говорить, что, дескать, тело и кости грешника Осиандера грызут черти. Прихожане откровенно боялись заходить в храм на службы. Все складывалось настолько серьезно, что герцог издал специальное распоряжение вскрыть могилу в присутствии самых уважаемых граждан города. Вскрыли. И с ужасом обнаружили, что в ней нет никакого Осиандера, а покоится истлевший труп колдуна Балтазара, который посетил Кёнигсберг еще в начале шестнадцатого века. Тот поразил двор, слепив на обеде у герцога из хлеба монету с надписью на неведомом языке, тут же превратившуюся в золотую. Монета позже попала в замковый музей, а Балтазар исчез неизвестно куда.
Могилу закрыли, ничего в ней не трогая, а все присутствовавшие дали клятву никогда никому не говорить о том, что видели. Но, разве такие вещи утаишь? Кто-то сказал брату, тот – свату… Короче говоря, скоро об этой дикой истории знала вся Пруссия.
После вскрытия могилы все, пугавшие ранее людей, звуки прекратились, и постепенно жизнь прихода наладилась. Но вот что интересно: кирха с тех пор начала трескаться и проседать в землю. А к началу девятнадцатого века храм просто стал представлять угрозу для жизни горожан, и его снесли.














































ЧЕРНЫЕ ПАРУСА В САРКАУ

Это было весной 1709 года.
Пастор рыбацкой деревушки Саркау, что на Куршской косе, ночью лежал без сна и слушал, как гремят льдины на заливе.
«Ну, вот и весна, - думал он. – Скоро рыбаки выйдут на промысел. Появится заработок, поселок оживет после зимней спячки, и во дворах засмеются дети».
Ураганный ветер выл в печной трубе и рвался в окна, но на душе у пастора было радостно. Все-таки – весна идет.
Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Пастор удивился, потому что помнил, как закрывал ее. Он встал и направился просмотреть, что происходит в сенях. Как вдруг распахнулась и дверь спальни. Чьи-то руки подхватили его и бросили на кровать. Мужской голос потребовал, чтобы он немедленно оделся и пошел в кирху. Пастор даже не испугался, потому что не понял, что происходит.
«Как же я оденусь в темноте?» – спросил он.
Ему разрешили зажечь лампу. И когда он увидел тех, кто пришел, ему стало не по себе. В комнате стояли двое мужчин одетых во все черное. Лица их были скрыты темными платками так, что видны были только глаза.
«Что вам от меня нужно?» – спросил пастор, дрожащими руками натягивая сутану.
«Не бойтесь, - сказали ему. – Мы не грабители. Мы свидетели новобрачных. Нам нужно, чтобы Вы обвенчали пару, которая уже ждет у кирхи. Там же и гости. У нас все готово, так что дело за Вами».
Пастор только пожал плечами. Возражать в его положении было бессмысленно.
Подходя к кирхе, он увидел людей в черных одеждах. За ними, в заливе покачивался корабль с черными парусами. И тут пастор по-настоящему испугался и бросился бежать. И убежал бы, но в темноте не разбирал дороги и уперся в кладбищенскую ограду, где его и настигли мужчины в масках. Повязав на глаза платок, они волоком оттащили пастора в кирху, и освободили только на алтаре. К этому времени в кирхе уже горели свечи. Кто-то заиграл на органе неизвестную пастору тягучую мелодию. От этих звуков у него мороз прошел по коже.
Жених и невеста уже стояли перед алтарем коленопреклоненными. Они были единственными из присутствующих, кто не скрывал бледных, будто сделанных из воска, лиц. Пастор обвенчал их, и вся свадьба подалась из кирхи на берег залива. Двое ночных гостей опять завязали пастору глаза, и отволокли к дому.
Уходя, мужчины в масках приказали не следить за ними, а в подтверждение приказа, подперли дверь пасторского дома палкой, чтобы после их ухода он не смог выйти.
Все еще дрожа, не раздеваясь, священник лег на кровать. И тут раздался удар колокола.
«Ветер», - успокоил себя пастор, хотя прекрасно знал, что такого не случалось даже в самые сильные ураганы.
Утром прихожане, не найдя пастора в церкви, пришли и освободили его из заточения. Пастор не стал рассказывать о событиях прошедшей ночи, и заторопился к службе. Но в кирхе его ждало еще одно потрясение. У алтаря стоял гроб с той самой невестой, которую он обвенчал. Ни записки, ни чего бы то ни было, проясняющего хотя бы ее имя, при этом не нашлось. Пастор ее отпел, и с несколькими рыбаками добровольными помощниками, похоронил на кладбище безымянную. На простом деревянном кресте так и было написано: «Неизвестная. 1709 год, число».
К вечеру того же дня пастор почувствовал недомогание - у него поднялась температура. Он подумал, что простыл на ночной прогулке, заварил чай из трав и укутался в перину, надеясь, что к утру, температура спадет. Но облегчения не наступило. Наоборот, его лихорадило так, что редкие минуты он был в сознании.
Это была чума.
Следом за пастором заболели рыбаки, принимавшие участие в похоронах безымянной невесты, потом члены их семей, соседи…
Все время дул ветер. На поселок двинулись дюны, которые некому было остановить. Песок вваливался в окна мертвых домов, заползал на кровати и столы, засыпал колодцы.
Несколько рыбаков из Росситтена пришли как-то к Саркау и долго кричали, пока к ним не вышел мальчик лет двенадцати. Рыбаки предупредили, что каждый день будут носить еду, оставшимся в живых жителям поселка, и оставлять ее на окраине. Ранним утром мальчик должен был там же, на границе поселка, выставлять столько камней, сколько человек еще нуждались в пище.
В первый день на дороге перед поселком лежали девять камней. На другой день их было семь. К концу недели, только один камень сиротел посреди дорожного полотна.
Песок заносил уже кирху, а ветер все дул, не ослабевая.
По странной прихоти, чума не тронула подростка. Он единственный выжил, хотя от самого поселка не осталось и следа. Саркау без остатка поглотил песок. Где-то в недрах дюн остался пасторский домик, кирха, погост с крестом и надписью: «Неизвестная. 1709 год»…
Упрямый мальчик, не желая покидать гигантскую общую могилу своих родных и соседей, примостился жить неподалеку, соорудив себе у залива хижину. Скоро там же поселился какой-то рыбак с семьей.
«Как называется это место?» – спросил он у мальчика.
«Саркау», - ответил упрямый мальчик.
С него и начался тот поселок, что мы знаем сегодня.









ВАЛТИН ЗУППЛИТ

Этот человек считался вольным крестьянином, но на самом деле был колдуном. Родом он происходил из самбийских жрецов – вайделотов. И хотя пруссы давно уже были христианами, люди, подобные Зупплиту, пользовались огромным влиянием. Они, правда, всячески скрывали от властей, как свое происхождение, так и склонность к магии. Колдовство в Пруссии хоть и не наказывалось костром, как в остальной Европе, но все же было вне закона и могло аукнуться большими штрафами. Однако, именно этими способностями, доставшимися ему от предков, Валтин Зупплит прославился во время прусско-польской войны 1520 года. Вольный город Данциг, воспользовавшись обстоятельствами, тоже попытался поживиться за счет Пруссии и попробовал высадить морской десант на западном берегу Самбийского полуострова.
Весть о появлении вражеских кораблей облетела Самбию мгновенно. Крестьяне из немцев точили рогатины, крестьяне из самбов чистили мечи своих предков, дворяне собирали дружины. Выходцы из Голландии, Чехии, Венгрии, Руси, те, чьи предки пришли сюда триста лет назад, и те, кто сам только что обжился – все готовились защищать Пруссию.
В тот день ландмайстеру донесли, что есть крестьянин из вайделотов, который берется колдовством отогнать польский флот от берега. Но для этого надобно высочайшее разрешение на ворожбу. Времени на моральные колебания у ландмайстера не было, как впрочем, и иного способа избежать польского нашествия. Он дал добро.
Валтин собрал огромную толпу крестьян из соплеменников. Отовсюду пришли люди, еще не забывшие язык и обычаи пращуров. В складчину они купили черного быка, несколько бочек пива, и собрались на высоком берегу в районе часовни св. Адальберта. Потом развели два больших костра и стали молиться своим богам. Помолившись, забили быка и разделали его. Но шкуру, кости и внутренности не выбросили, а поджарили на сковороде и раскидали в море вдоль берега. Затем сварили в котле мясо, нашептывая заклинания, как в небо, так и в кипящий бульон. Движения их напоминали танец. Мясо они вынули из котла и съели, запивая пивом, а бульон разлили в песок на берегу. Затем все отошли от берега на триста шагов, а Валтин остался стоять на откосе в одиночестве. Вдруг, среди ясного и чистого неба раздался раскат грома, и по правую сторону от Валтина в море ударила молния. И море закипело в этом месте, зашипело, выбросив облако пара. А по левую сторону появился песчаный смерч. Столб, закрученный в штопор, какое-то время крутился на берегу, а потом ушел в море и там, вздыбив огромную волну, рассыпался.
Все это наблюдали не только люди, пришедшие с Валтином Зупплитом, но и рыцари ландмайстера, и его кнехты, и он сам, поскольку был тут же, неподалеку. Не очень-то веря в колдовство пруссов, он пришел к берегу, чтобы с оружием встретить врага.
Валтин со своими людьми, пошатываясь и распевая непотребные песни, ушли, а все кто остались, стали следить за судами, которые к тому времени подошли уже близко. Но почему-то не стали ни причаливать, ни бросать якоря, а повернувшись, пошли вдоль берега. Так продолжалось целый день. Коги то приближались, то отходили. К вечеру они ушли к горизонту.
На другой день корабли снова повторили странные маневры в виду полуострова. Они, как стая уток, плавали вдоль береговой линии, словно не знали куда приткнуться. Та же картина повторилась и на третий день. И только в четвертый день утром суда исчезли в дымке за горизонтом.
Много позже моряки, бывшие в этом морском походе, рассказывали, крестясь и в страхе оглядываясь, что сам черт тогда водил их у берега не давая причалить. То вдруг казалось, что между кораблем и берегом открывается жуткая бездна, то вставала песчаная стена, то ураганный ветер мельчайшим песком забивал глаза.
Здесь эту историю можно было бы и закончить. Однако у нее есть довольно забавное продолжение.
Семь лет после этого ни один рыбак на полуострове не мог выловить даже дохлой камбалы. Побережье бедствовало – рыба была далеко не последней статьей доходов. И никто не понимал, что происходит. Пока сам Валтин Зупплит не догадался, что это его рук дело. Не то спьяну, не то впопыхах, но вместе с польскими судами он отогнал от берега все живое, что было тогда в море.
За свой счет он купил хорошо откормленную свинью и две бочки пива. Так же, как и в прошлый раз, собрал друзей. Они разделали и приготовили на берегу свинью, выбросив при этом ее соски в море, а потом, колдуя, попировали.
Хроникеры отмечают, что в тот год было столько рыбы, что даже малые дети хватали ее руками у берега.
А Валтин Зупплит за колдовство был оштрафован. Да на такую сумму, что пошел бы по миру, если б не помощь благодарных рыбаков.





















КЁСНИКЕНСКИЙ ТРУБАЧ

В кирхе Побетена до второй мировой войны хранилась труба. Обычный, немного помятый армейский горн. Где он сейчас - неизвестно. А жаль. У этой трубы замечательная история. Ее владелец, выходец из маленького поселка Кёсникен, что на северном берегу Самбийского полуострова, служил в прусской армии горнистом. Во время шведской войны он попал в плен и был увезен в Швецию. Трубач был нрава кроткого, и шведы разрешали ему конные прогулки. Маршрут всегда был один и тот же – он подъезжал к морю, и подолгу смотрел вдаль, будто надеялся разглядеть на горизонте туманные обрывистые берега Пруссии. Тоска его была так беспредельна, что однажды зимой, во время одной из таких прогулок, он не выдержал и поскакал по льду Балтийского моря на юго-восток - к берегам Отчизны.
Ближе к югу лед в Балтике становится хрупким. Трубач провалился в море, потерял коня, но сам выбрался на льдину и стал грести руками, решив, во что бы то ни стало, добраться до родины.
Каким-то чудом ему удалось пересечь на тающей льдине почти все море! И только остаток пути, когда уже была видна сизая полоска сосен на дюнах, пришлось добираться вплавь.
На берег трубач выбрался в районе Рантау. Говорят, он тут же исполнил на своей трубе победный гимн.
История эта, к сожалению, заканчивается грустно. Трубач прожил на родине только две недели. Купание в зимней Балтике не прошло бесследно – он умер от воспаления легких. Но умирал счастливым.
Жаль, что никто из нас не может прикоснуться к той трубе – после войны она исчезла, как и многие другие реликвии этой страны.























КОМАРИНЫЕ ШУТЫ


Однажды в Фишхаузене случилась паника – над башней одной из кирх клубилось облако дыма.
А надо сказать, что пожар в храме был бы весьма некстати – там как раз один из самых уважаемых граждан города выдавал замуж свою дочь за сына не менее благородного фишхаузенца. Присутствовал не только весь свет Фишхаузена, но были приглашенные из Пиллау, и даже Кёнигсберга. Кирха была забита гостями и зеваками до отказа.
Но набат прозвенел вовремя. Бравые пожарные в сверкающих медью касках подлетели на повозках с механическими насосами, как нельзя более, кстати. Дело свое они знали хорошо, закинули рукава шлангов в залив, и через мгновение кирху залили потоки воды. И тут из кирхи выскакивает мокрый злой пастор в компании родственников новобрачных, и они дружно начинают поносить пожарников самыми последними словами, какие только знали их почтенные языки. Еще более мокрые, гости бросились на пожарников с кулаками. На подмогу обеим сторонам подоспели зеваки. После изрядной потасовки, в течение которой облако над кирхой так не разошлось, выяснилось, что никакого пожара в кирхе не было. Облако устроили комары, затеявшие над кирхой собственную свадьбу - комариную.
Центральная средневековой застройки часть Фишхаузена стояла вдоль залива у замка, по обе стороны от сегодняшнего шоссе Кёнигсберг - Пиллау. В этом месте берега сильно заросли камышом, в котором издревле плодились несметные полчища комаров.
С тех пор фишхаузенцев стали дразнить «комариными шутами». Прозвище это продержалось до самого последнего времени, до той поры, пока последний горожанин не покинул развалин своего города.
Впрочем, это прозвище, как нельзя лучше подошло бы и сегодняшним жителям городка. Комары там водятся в тех же количествах, что и прежде. Их-то никто не додумался выселить на запад.

















ЕПИСКОП ШЛОТТЕРКОПФ

Права, закрепленные Кульмским правом за вольными прусскими городами, были настолько широки, что города эти могли объявить войну, кому им вздумается. Или, наоборот, отказаться от участия в войне, если городским властям она не нравится. К примеру, в войне Пруссии с Польшей за свою независимость в шестнадцатом веке, Фишхаузен сначала не пожелал принимать участия. Но по договору с Великим Магистром Ордена, горожане все же обязались содержать за свой счет рыцарей Ордена, если возникнет необходимость. В договоре было сказано: «Замок Фишхаузен должен быть открыт для рыцарей Ордена днем и ночью». Итак, договор был подписан, фишхаузенцы в войне не участвовали, и оставались этим очень довольны. Но удовольствие было недолгим. Однажды в Фишхаузен явились сразу триста вооруженных всадников с черными крестами на плащах.
Тут стоит вспомнить, что в замке же была и резиденция епископа Замланда. Им в то время был некий фон Шёнек – старый человек, перенесший в молодости какую-то болезнь, после которой голова его стала трястись. Язвительные фишхаузенцы прозвали его Николаус «Шлоттеркопф» - «трясущаяся голова». Увидев такое количество молодых, крепких, голодных воинов, бедный Шлоттеркопф сильно загрустил. А вместе с ним приуныли и горожане.
Несколько дней потребовалось рыцарям, чтобы опустошить запасы пропитания в замке. Еще несколько дней ушло на то, чтобы опустели продовольственные лавки города. Все последующее время епископ, вкупе с городскими властями, занимался тем, что тратил силы на добывание средств для прокорма рыцарей. Налоги с горожан выросли неимоверно, а вместе с этим, хитрые крестьяне взвинтили цены на продовольствие. Фишхаузенцы уже подумывали, что участие в войне обошлось бы им дешевле. Вдобавок ко всему, их надежды на то, что рыцари когда-нибудь уберутся из замка, лопнули, когда выяснилось, что в замке постоянно находятся не одни и те же воины. Кто-то, достаточно отъевшись, уходит, а взамен приходят другие.
Старый епископ, как привидение, бродил ночами по замку, спотыкаясь о спящих вповалку, где попало, рыцарей. Он потерял покой и сон в поисках способа избавления от такой напасти.
Выручил всех егерь епископа.
Однажды утром он явился в замок, и сказал, что в городском лесу Фишхаузена видел большое стадо диких свиней. Стадо настолько велико, что не один десяток человек нужен, чтобы окружить его. Рыцари пытались отнекиваться, но епископ убедил их участвовать в охоте, сказав, что ни горожане, ни кнехты ничего в этом не понимают, и только распугают животных. А если за дело возьмутся рыцари, то к вечеру в замке будет много отличного жаркого из свежатины, и, кроме того, они будут обеспечены копченостями на пару недель.
До вечера рыцари носились по лесу, но никаких свиней не нашли. Злые, они явились в Фишхаузен и обнаружили ворота замка закрытыми. Долго стучали, но ворота так и не открылись. Рыцари уже подумали, что с епископом и его людьми что-то произошло, как вдруг на оборонительной галерее появился сам Шлоттеркопф, и объявил, что ворота в замке отныне будут закрыты. Крестоносцы напомнили ему о договоре. На что епископ ответил:
«Да, я подписывал такой договор, и давал клятву магистру держать замок открытым для рыцарей Ордена. Но в договоре не сказано, с какой стороны должен быть открыт замок. Я подумал, и решил, что с этого дня буду держать его открытым с неба, а не с поля».
Проклиная епископа, рыцари ушли из Фишхаузена.
Справедливости ради, следует заметить, что фишхаузенцы, так легкомысленно отнесшиеся к той войне с поляками, вскоре горько пожалели об этом. Орден проиграл войну. И, как следствие, страна попала в вассальную зависимость от польской короны. Двухсотлетнее иго тяжким бременем легло на каждого пруссака - будь он горделивый кёнигсбержец, заносчивый фишхаузенец, или трудяга-крестьянин. Пруссия - одна на всех.






.



























ДВА КОЛДУНА

Во времена, когда Пруссия входила в состав Германской империи, берлинские короли и канцлеры предпочитали вербовать в свою гвардию новобранцев из Пруссии, отличавшихся высоким ростом, силой и храбростью в бою. Для этой цели сюда направлялся кто-нибудь из генералов. Он ездил по прусским провинциям и отбирал приглянувшихся молодых людей. Нередко вербовщик, плененный красотами нашей земли, к старости переселялся в эти края. Об одном из таких генералов, неком стареющем бароне, и пойдет речь.
Барон, уходя из армии на покой, выпросил у короля во владение небольшое поместье под Кёнигсбергом и, приехав туда, с жаром принялся хозяйствовать. Кроме прочих новшеств, он захотел построить у себя и мельницу. Сказано – сделано. Вскоре закипела работа. И все бы ничего, если б не одно обстоятельство, которое привело в недоумение местных жителей. Рабочих для строительства барон привез из западных германских земель. Поступок непонятный, но хозяин – барин, кто знает, что у него на уме? Тем более что за ним уже замечали странности. Говорили, якобы кто-то видел, как барон ехал в карете через залив, и вода держала его, будто земная твердь. Ходили и другие слухи. Барона считали колдуном, сторонились и старались в его дела не лезть.
Мельница была почти готова, когда возле нее появился опрятный человек, судя по одежде, из пруссов, и, поглядев немного, как движется работа, спросил у начальника стройки: не приезжие ли они? Тот подтвердил. Тогда прусс стал говорить, что у нас немного по-другому строят. Вот это надо было сделать так, а это – иначе. Потому что эта штуковина будет работать при любых условиях, а та не будет работать никогда. А все оттого, что…
Так они поговорили час или два, и начальник стройки, поразмыслив, решил, что во многом прусс был прав, и надо бы сделать так, как он советует. Давай-ка, говорит он пруссу, сегодня вечером я поговорю с хозяином и упрошу его взять тебя на работу. Вижу – много от тебя будет пользы.
«Хорошо, - говорит прусс. – Это очень кстати. Я как раз работу ищу».
«Ну, вот и приходи завтра».
Но барон и слышать не хотел о местных работниках, а уж тем более, о пруссах. И на следующий день, выйдя в означенный час к стройке, так напустился на прусса, обвиняя его и всех местных в дикости и лени, что тут и камень не выдержал бы. А тот мужичок, между прочим, был из рода жрецов. Побагровел он от ярости, но ничего не сказал. Повернулся и пошел восвояси.
С того дня работа на мельнице остановилась. Уложенные в кладку камни сами собой рассыпались. Бревна переламывались. Телеги с глиной переворачивались, не доехав до стройки. Начальник с бароном глотки сорвали, ругая рабочих. Невдомек им – отчего это вдруг все из рук валится? Так прошла неделя. Постепенно до них дошло, что все дело в пруссе, которого прогнали. Начальник предложил вернуть его. Барон только рукой махнул – делай, как знаешь.
Вернули прусса. И мельницу достроили. Да такую, что издалека приезжали мельники - полюбоваться на работу. А когда пришло время расплачиваться, барон всех щедро одарил, кроме прусского мастера. Начальник работ пытался образумить хозяина, говоря, что опасно связываться с такими людьми. Но тот только смеялся, считая, что и сам не простой человек, и вряд ли какой-то дикий колдун сможет повредить ему.
И действительно, пока барон был в своем доме, прусс ничего не мог сделать. И потому терпеливо дождался, когда тот покинет свои стены. Барон поехал по делам в Кёнигсберг. Вот там его и прихватил прусский жрец.
Стоит барон у окна на третьем этаже кёнигсбергского замка, и, в ожидании приема, покуривает. Вдруг видит – внизу по мостовой прусс прогуливается. Барон открыл окошко, высунулся, и плюнуть в него норовит.
«Что барон, отдашь ли деньги?» – спрашивает прусс.
А тот знай себе, посмеивается, да трубку вниз выколачивает.
«Ну, что ж, - говорит прусс. – Раз тебе так смешно, давай, и мы посмеемся с тобой».
Тут барон заметил, что прохожие уже не чинно выхаживают у стен замка, а останавливаются и, задрав головы вверх, хохочут. Да еще и пальцами показывают. Хотел барон повернуться, посмотреть, – что они такого смешного увидели на стене замка? Но голова не поворачивалась. Он попробовал вытащить ее из проема окна, и с ужасом обнаружил, что каким-то образом застрял. Барон поднял руки к голове и нащупал там огромные ветвистые рога.
Кончилось тем, что барон с офицером охраны передал прусскому колдуну деньги, только тогда его рога стали уменьшаться, и вскоре совсем пропали. Он смог вытащить голову из окна.
С тех пор барон предпочитал повернуть повозку назад, если видел, что по дороге навстречу идет кто-нибудь из пруссов.


















КАК СЕЛЕДКА ОБИДЕЛАСЬ НА ПРУССИЮ

В прежние времена у наших берегов было так много сельди, что ей кишели не только воды моря и заливов, большими косяками она заходила и в Прегель. Тогда любой, подобрав на рыночной площади Альтштадта разбитую плетеную корзину, мог сходить к реке и набрать столько рыбы, сколько захочется. Сельдь скупали купцы и отвозили в те земли, где рыбы не было, и потому ценилась она гораздо выше, чем у нас. Это было начало пятнадцатого века, когда наша страна была так богата, что даже ремесленники предпочитали есть из серебряной посуды. В Пруссии не было нищих, а из разных стран, влекомые сытой и спокойной жизнью, сюда стекались толпы беженцев. И вот однажды одному из таких мигрантов, служившему наемным солдатом в гарнизоне замка Кёнигсберг, так надоело однообразное рыбное меню, что ему уже и свет был не мил. Когда в очередной раз ему подали к обеду жирную селедку, он схватил ее за хвост, привязал к потолочной балке в трактире, и стал лупить кулаками, приговаривая:
- Что б ты пропала, окаянная! Что б глаза мои больше тебя не видели, проклятую!
И селедка ушла из Пруссии на север – к берегам скандиан, туда, где ее всегда ценили выше любой другой рыбы.
Случилось это в 1425 году. Между прочим, событие это вызвало целую череду войн в Европе. Но это уже другие истории.
А к нам с тех пор сельдь уже никогда не возвращалась. Обидчивая рыба.
























РЫБКИ МАРИИ

Многим из книг известно, почему в Пруссии «королевской рыбой» называли не поистине королевское лакомство - осетра и лосося, всегда в изобилии водившихся у наших берегов, а неприметного и неказистого вьюна. Историки и писатели часто упоминают о том, что из всех рыб герцог Альбрехт предпочитал именно эту. Причем особенную радость ему доставляло ловить ее удочкой в замковом пруду самому, чем он и занимался каждый раз, когда это позволяли государственные дела.
Однако мало кто знает, отчего камбалу и калкана у нас всегда звали «рыбками Марии». Вот эта старая и малоизвестная история:
Как-то дети острова Кнайпхоф играли в прятки под сенью огромных древних фахверковых складов кёнигсбергской Ластадии на набережной Прегеля. Одна девочка по имени Мария забралась в лодку, болтавшуюся у берега на веревке. Не то узел был слаб, не то веревка - ветхой, но порыв ветра дернул лодку, и та отплыла. Девочка стала кричать и звать на помощь друзей, но лодка уплывала все дальше по реке в сторону залива. Дело шло к вечеру, и рыбаки, которых дети позвали на поиски Марии, не смогли найти девочку.
К утру лодку выбросило на берег далеко от города - у замка Бранденбург. Девочка, хоть была и маленькой, восьми лет от роду, все-таки сообразила в какую сторону нужно двигаться к дому. А, чтобы не сбиться с пути, все время шла по берегу залива.
Мария была смелой и умной девочкой, и не сомневалась, что доберется до места. Одно было плохо – уж очень она проголодалась. У самого берега, на отмелях, шныряли какие-то рыбки, но у Марии не было огня, чтобы, изловив, поджарить их. Однако есть так хотелось, а рыбы так нахально вертелись у ног, что девочка не выдержала, поймала одну и откусила у нее кусочек с боку. Рыба оказалась вовсе не такой противной. Мария объела у нее мясо с одного бока, но потом ей стало жалко рыбу, и она отпустила ее в залив. Рыба, несмотря на то, что от нее осталась только половина, резво уплыла вглубь. Тогда Мария поймала другую, и так же отчасти обглодала ее. Так девочка питалась рыбой несколько дней, пока не дошла до Кёнигсберга.
Это было очень давно. С тех пор Мария выросла и завела собственных детей, а ее дети, в свою очередь, тоже обзавелись семьями, и так далее, и много лет. И рыбы, наполовину объеденные, тоже расплодились, и потомство их похоже на своих родителей – однобокое. Сейчас эти рыбы живут во всех заливах, и во всех морях. И везде их зовут теперь по научному - «камбалообразные». Но у нас их всегда называли «рыбки Марии».











ТЕЛО СВЯТОГО АДАЛЬБЕРТА

К западу от Фишхаузена у небольшого поселка Тенкиттен стоит крест, поставленный когда-то в месте гибели святого Адальберта - первого миссионера-христианина пробравшегося в десятом веке в языческую Пруссию. Правда, сначала - в 1424 году здесь была поставлена часовня. Но во время урагана 1669 года она была разрушена, и о святом Адальберте в протестантской Пруссии стали забывать. Однако политическая иммигрантка из Польши графиня Эльжбета Велькопольска, коротая свои диссидентские будни в Фишхаузене, от скуки неожиданно вспомнила, что именно в этом месте безвинно сложил голову весьма почитаемый католиками святой. Именно по её просьбе прусскими властями на месте разрушенной часовни в 1831 году и был водружен сначала деревянный, а затем и железный девятиметровый крест. Стоял он вплоть до тех времен, пока в этих местах не появились строители коммунизма. Те, конечно, крест своротили. Но недавно усилиями краеведов и общественности крест, который точности повторяет тот, что поставила польская графиня, был восстановлен, а о подвиге Адальберта, признаваемого святым мучеником, как католиками, так и православными, опять заговорили.
И хотя, канонизированная официальной историографией и церковью, якобы правдивая, история путешествия этого миссионера в Пруссию, его пребывания и гибели здесь, настолько полна логических неувязок и нелепиц, что сама похожа на миф, мы его пересказывать не станем. Гораздо интереснее посмотреть на то, как преломились реальные факты в умах переселенцев христиан, пришедших в Пруссию с запада Европы, и как менялось их мышление, под влиянием местных традиций и верований. Вот, что рассказывают саги Пруссии.
Как известно, а это подтверждают и официальные источники, Адальберту пришлось недолго проповедовать. Пруссы, почти сразу после высадки будущего святого мученика в Самбии, изловили его и, не выслушав, как следует, святого писания, тем более что Адальберт и говорил-то на неизвестном им языке – на латыни – отрубили ему голову. Однако Адальберт, недолго думая, подхватил голову подмышку и пошел дальше нести слово Божье. Голова, при этом, ни на миг не замолкая, пела псалмы, и одним только этим сильно смущала умы пруссов, закосневших в своем язычестве. Не растерялись только самые свирепые из них – жрецы-вайделоты и витинги. Они изрубили Адальберта на мелкие куски, разбросали их по песчаному берегу, и, довольные своим варварским поступком, разошлись по домам. Однако вечером куски святого стали сами собой ползти по пустынному пляжу друг к другу. К утру, они все соединились, и тело святого вновь обрело прежний облик. Не хватало только одного пальца. Как выяснилось впоследствии, палец этот отрубил один из прусских князей, который увидел на нем золотой перстень. Кольцо он забрал себе, а выброшенный палец подхватил ястреб-перепелятник. Он взлетел с ним над морем, но, не удержав, уронил в воду. Там его тут же проглотил лосось. Было бы у этой рыбы немного больше ума, она бы этого не делала. Дело в том, что, поскольку палец принадлежал святому человеку, то он так ярко светился в желудке лосося, что это свечение было видно издалека, и, в конце концов, он из-за своего освещения попался рыбакам. Те оказались христианами. Разделав рыбину, они быстро смекнули, что палец принадлежит не иначе, как святому человеку, и рассказали о чуде польскому королю Болеславу Храброму. Король, глядя на палец, сразу понял, что тот самый Адальберт, бывший пражский епископ, которого он так горячо отговаривал идти в Пруссию, все-таки дошел туда. Ни минуты не размышляя, благочестивый и богобоязненный Болеслав, знавший характер, жадных до денег, пруссов, предложил выкупить у них тело святого. Те запросили ровно столько золота, сколько весит сам Адальберт. Пока они торговались, тело святого, отгоняя любопытствующих, стерег огромный орел. В разных пересказах легенды, срок этой вахты колеблется от одного месяца, до сорока лет. Но в итоге Болеслав согласился на требования пруссов. О чем потом, правда, сильно пожалел. Оказалось, что все золото Польши не смогло перевесить чашу весов, на которой лежал Адальберт. Но тут мимо проходила сирая старушка, и добавила две монетки. Сразу чаша с Адальбертом взлетела вверх. Две монетки нищенки оказались ценнее золотых запасов целого государства. Такова мораль сей сказки. А что до нее самой, то на первый взгляд эта легенда – типичный образец раннехристианского мышления человека средних веков, наивного и верящего более чудесам, чем реальным фактам.
Но не все так просто.
Если вспомнить, что, согласно прусской мифологии, души мертвых уносил в Страну Предков ворон, называемый иносказательно «орел Пикола» /Пикол – бог преисподней/, то становится ясно, что орел, стерегущий незахороненный прах, явно указывает на влияние прусских источников на эту легенду. И тогда понятна кажущаяся анекдотичность воссоединения разрубленных кусков тела Адальберта. На самом деле это отголоски жреческих ритуалов прусских вайделотов. Есть, достойные внимания, свидетельства, что, входя в экстаз от общения с богами, вайделот не только протыкал свое тело мечом в разных местах, но и отрубал от него части, вплоть до отсечения кисти или стопы, и потом приращивал их, не принося себе в итоге ощутимого вреда. Есть и упоминания о том, как жрецы распарывали свои животы, и потом, подобрав назад, вывалившиеся кишки, как ни в чем, ни бывало, вставали, закончив ритуал целыми и невредимыми. По рассказу очевидца, жрец одного из родов племени вармов, сидя у священного костра в такой близости, что трава вокруг него выгорела, с молитвами отрезал от себя куски мяса и раскидывал их в стороны, посвящая жертвы Перкуну Потримпу и Пиколу. Затем он отделил голову и положил ее рядом с собой. Причем, голова эта продолжала бормотать заклинания.
Вайделоты умели многое. А уж о фокусах с вхождением в огонь, или парением в нескольких локтях над землей и говорить не стоит. Все это трудно объяснить последствиями массового гипноза. Тем более что навыками гипнотического влияния на людей и, естественно, способами защиты от них владели многие пруссы. Рассказы тевтонских рыцарей о том, как витинги самбов в единоборстве вдруг растворялись в воздухе, а затем появлялись за спиной крестоносца, нанося удар оттуда, имеют просто массовый характер.
Вероятно, прусские жрецы действительно обладали неким мистическим Тайным Знанием, доставшимся им от предков - упоминания о нем проходят красной нитью через весь наиболее древний пласт прусского эпоса, а косвенно это подтверждается их поклонением огню. Изолировав Ульмиганию от мира, они смогли сохранить это Знание, в отличие от других арийских народов, подвергшихся сначала эллинизации, а затем – христианизации и растерявших его где-то на дороге к современной цивилизации. Но, как сказал о пруссах Эрнест Лависс: «Никакому народу нельзя так резко отличаться от своих соседей». Крестовый поход против Ульмигании разорвал ту последнюю ниточку, которая еще связывала европейские народы со своими пращурами ариями. А те скудные сведения, что донесли до нас саги – только жалкие обрывки той нити.
На торжестве, посвященном восстановлению креста святого Адальберта, кто-то сказал, что он станет символом возрождения Пруссии и конца эпохи разрушений, которые пронеслись над ее седой головой за последнее столетие. Пусть так.
Хорошо, если так.
Мне только хочется напомнить, что есть вещи, которые нам уже не восстановить. Мы можем собрать часть осколков, разбитой много веков назад, вазы, можем даже, склеив их, представить себе какой была эта ваза, домысливая очертания линий. Но саму вазу – настоящую и живую нам не увидеть никогда.

@темы: обычная реальность, трудовые будни

---

Уважаемые, это для универа.№3

3

Был некогда в Пруссии замок Кройцбург. Стоял он против уютного одноименного городка. Теперь замка уж нет, а вместо городка – поселок Славское Багратионовского района. А ведь некогда знаменитые были места. И не только славным боевым прошлым, столько тем, что замок был резиденцией великого мага, авантюриста и советника герцога Альбрехта – Павла Скалиха. Известность принесло замку Кройцбург несметное количество жутковатых слухов и легенд, слагавшихся о тех местах. Особенно настойчивы рассказы о «женщине в белом» - видении веками преследовавшем горожан. Никто не знал – кто эта женщина, и за что ее душа обречена на вечные скитания вокруг замкового холма, но многие из горожан пытались помочь ей избавиться от чар темных сил.
Однажды в воскресенье, слегка подвыпивший по поводу выходного дня, крестьянин шел в церковь, к службе. Вдруг видит – у тропинки на камне сидит женщина в белом платье. Крестьянин был уже достаточно смелым для того, чтобы снять шляпу и поздороваться.
А женщина смотрит на него и молчит. Крестьянин прокашлялся и сказал громче:
- Добрый день, уважаемая!
Женщина опять не ответила. Тогда крестьянин разозлился, надел шляпу и говорит:
- Ну, если тебе лень и рот открыть, чтобы поздороваться с порядочным человеком, так и я с тобой больше не желаю разговаривать.
Поворачивается и уходит. И слышит жалобное, как стон:
«Ну почему ты не приветствовал меня в третий раз? Я была бы спасена…»
Крестьянин хотел вернуться, но увидел только, как легкое облако унеслось к замковой горе.


ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ И СОБИРАТЕЛЬНИЦА ТРАВ

Девушка - горожанка Кройцбурга - собирала на замковой горе целебные травы. Внезапно перед ней появилась Женщина в белом и спросила:
- Хочешь меня спасти?
- Конечно, - ответила девушка, много слышавшая о страданиях души этой женщины.
- Тогда ты должна дать мне слово хотя бы три дня жить праведной жизнью – не обманывать, не красть и молиться за меня. Нарушишь обет – плохо тебе будет, а я останусь в заточении.
Девушка подумала, что и так достаточно безгрешна, а обманывать или красть ей и в голову никогда не приходило. И с легким сердцем дала обещание.
Прошло два дня. Девушка без труда выполняла обет и несколько раз в день молилась о спасении души Женщины в белом. На третий день пошла к замковой горе за травами. Дело шло к вечеру, и она, набрав полную корзину, возвращалась домой. Вдруг ее окружили воины и, угрожая смертью ей и ее близким, потребовали, чтобы девушка пробралась в замок и открыла ночью его ворота. Выполнив требование, она получила бы полную корзину золота вместо травы.
Девушка сильно испугалась, от страха начисто забыла данный ею обет, и пошла в замок.
Ночью, как только она пробралась к воротам с украденным у стражи ключом, ее настигла стрела, пущенная Женщиной в белом.


ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ И ПОДМАСТЕРЬЕ

Некий подмастерье долго размышлял над несчастливой участью Женщины в белом. В конце – концов, он решил, что отправится на замковую гору и сам предложит свои услуги.
Женщина, появившись перед ним, горячо поблагодарила юношу за добрый порыв, но сказала, что теперь, после стольких лет власти, темные силы неохотно отпустят ее. Но все же есть одно средство, последнее…
- Я не знаю, можно ли тебя просить об этом? Понадобится много мужества, а хватит ли его у тебя?
Подмастерье ответил, что ради ее спасения готов на любой подвиг.
- Но знай, если ты отступишь или не сможешь совершить то, что от тебя требуется, я навсегда останусь в плену.
Юноша заверил, что этого не случится. Тогда женщина рассказала об условиях испытания. Подмастерье должен прийти к замку ночью с той стороны, где восходит солнце, и поцеловать трех животных, которые будут ждать в условленном месте, у пня.
Подмастерье пришел к нужному пню и увидел огромную жабу. Собравшись с духом, юноша поцеловал ее, и жаба тут же превратилась в гадкую шипящую змею с раздвоенным жалом. Подмастерье поцеловал и змею, а та вдруг выросла до гигантских размеров и стала драконом с огнедышащей пастью. Юноша так испугался, что упал без чувств.
Очнулся он только утром.
С тех пор ни в замке, ни возле него Женщину в белом уже никто не видел. Но это не значит, что она пропала совсем. Говорят, что теперь она сидит взаперти в глубине горы и стережет сокровища язычников.
Что это за сокровища – не совсем понятно. Но слухи о них так обильны, что не один авантюрист уже пробовал рыться в замковой горе Кройцбурга. В начале двадцатого века некий торговец из Кёнигсберга даже организовал целую экспедицию, которая исковыряла всю гору, но так ничего и не нашла. Но это другая история.




ИСКАТЕЛИ СОКРОВИЩ И МАЛЬЧИК

Однажды компания мужчин, имея будто бы абсолютно достоверный план подземелий, рылась в горе. И вдруг кладоискатели действительно наткнулись на какой-то ход. Он оказался настолько узким, что взрослому туда было не пролезть. Тогда один из мужчин позвал сына. К поясу ему привязали веревку и стали осторожно опускать под землю. Вскоре его ноги уперлись в пол. Оглядевшись, мальчик увидел длинный тоннель, в конце которого горел свет. Он прошел по тоннелю и попал в большую светлую комнату, стены которой были заставлены сундуками. Посреди комнаты был очаг, рядом стояла женщина в белом платье и помешивала что-то в большом котле. Мальчик сначала испугался, но женщина ласково заговорила с ним и спросила: что он здесь делает? Тот объяснил, зачем пришел, и тогда она взяла его шапку и наполнила золотыми монетами. «Только скажи отцу, чтобы больше не посылал тебя, иначе будет очень худо», - сказала она.
Выбравшись из шахты, мальчик рассказал все, что видел. Но алчность его отца и других искателей сокровищ так взыграла при виде шапки полной золота, что они слушать не стали о предупреждении Женщины в белом.
Когда мальчик опять пришел в комнату с сундуками, он увидел, как посуровели глаза женщины. Она молча наполнила шапку и отвернулась.
Мальчик умолял своего отца не посылать его больше под землю. Но блеск золота так ослепил кладоискателей, что они силой опять загнали мальчика в лаз.
Обратно же вытащили только тяжелый камень.



ГЛУПЫЙ ПОДЕНЩИК

Один батрак задержался в поле, окучивая картофель. Домой ему пришлось идти уже затемно. Путь его лежал как раз через замковую гору Койцбурга.
Надо сказать, что в былые времена на замковой горе иногда обнаруживалась тяжелая железная дверь. Ходили слухи, что она вела в подземелья с сокровищами.
Так вот, идет поденщик через гору и вдруг видит прямо на склоне дверь, которую он раньше никогда не замечал. Он нажал ручку – дверь открылась. За ней оказалась длинная винтовая лестница. Спустившись вниз, поденщик очутился в зале, где всюду в беспорядке лежали груды золота. А среди сокровищ расхаживала женщина в белом платье. Заметив онемевшего от изумления батрака, она предложила ему взять что-нибудь с собой. Женщина сказала, что знает, как тяжело живется его семье, и потому решила помочь.
Поденщик набил кепку золотом и, вежливо поблагодарив, попятился.
- Ты можешь еще прийти, - сказала женщина. – Но не больше двух раз.
Поденщик на радостях бросил работ и стал пировать с утра до поздней ночи. Очень быстро деньги кончились, и он опять пришел к двери. И опять получил кепку полную монет.
Он приходил и в третий раз, но и те деньги незаметно растаяли. Тогда он явился в четвертый. Дверь была на том же месте, что и прежде. Только на сей раз она не поддавалась, как поденщик ни крутил ручку. Тогда он стал ругаться, кричать и бить в дверь ногами. Откуда-то налетел ураганный ветер, да такой, что сбил батрака с ног и покатил его вниз по склону.


ДВЕНАДЦАТЬ РЫЦАРЕЙ И
ДВЕНАДЦАТЬ МОНАХИНЬ

Давно, еще в те времена, когда в замке Кройцбург жили крестоносцы, а на рыночной площади городка Кройцбург стояла старая ратуша, каждое новолуние повторялось здесь одно видение.
Ровно в полночь на дороге, ведущей от замка, показывалась процессия из четырех повозок запряженных четверками лошадей – две белые впереди, и две вороные сзади. Белые вели себя спокойно, а вороные волновались и взбрыкивали. В первых двух повозках сидели по шесть монахинь – в орденском платье с крестами и четками в руках, но без голов. Кучерами у них были белые ягнята. Следом двигались две повозки с двенадцатью рыцарями. Головы свои они держали в руках, и султаны на шлемах вздрагивали и развевались при движении. Вместо кучеров здесь были черные козлы.
Процессия въезжала в город, потом на площадь, трижды объезжала ее по кругу и исчезала в воротах ратуши. В течение часа оттуда доносились взрывы грубого хохота, разухабистая музыка и визгливое женское пение. Потом монахини и рыцари вновь выезжали на площадь, но в этот раз, в обратном порядке. На огромных, закованных в латы плечах рыцарей покоились женские головки, а на монахинях были шлемы с закрытыми забралами.
Трижды объехав площадь, они удалялись по Замковой дороге.
Это происходило регулярно, при каждой новой луне, вплоть до праздника Троицы 1818 года, когда и ратуша, и почти вся площадь города были уничтожены пожаром. На следующую ночь рыцари и монахини вновь появились, но, покружив по площади и не найдя себе приюта, покинули ее. И больше никогда не возвращались. Но память об этом жутковатом, необъяснимом видении жива и по сей день.





ПОДАРОК МАРКОПЕТА

Один рыбак из городка Фишхаузен припозднился на ярмарке в Кёнигсберге. Рыбу плохо покупали, и пришлось торговать ею до позднего вечера. Была глубокая ночь, когда он на своей лодке огибал выдающийся в залив мыс, который всегда называли Пайзенским носом. Надо сказать, что мыс этот в былые времена пользовался у рыбаков дурной славой. Считалось, что под его обрывом живет масса всякой нечисти – водяные, которые могут перевернуть лодку, сирены, способные ласковыми голосами увлечь моряка в волны залива. А в норах обрыва водились земляные люди – маркопеты - визгливые человекообразные уродцы с рылом не то свиньи, не то обезьяны, и дурным глазом. Упаси Бог попадаться им на глаза! Если в лодке есть рыба, она тут же испортится. Если лодка пуста, в ней мгновенно обнаружится течь. По ночам рыбаки держались подальше от Пайзенского носа, обходя его широкой дугой.
Рыбак, правивший лодкой вдоль берега, уже повернул ее на юг, собираясь обойти мыс, как вдруг с обрыва кто-то крикнул:
- Эй, ты, в лодке, срежь угол!
«Что за чепуха!?» - прошептал рыбак, вглядываясь в темноту, окутавшую берег. Ведь если ему в такой темени ничего не видно, как же с берега кто-то мог увидеть лодку?
«Наверное, это не мне», – подумал он, продолжая свой путь.
- Поворачивай лодку, тебе говорят! Срезай угол! – опять крикнули со стороны берега.
- Кто это кричит? - спросил рыбак.
- Срежь угол, увидишь, - ответили ему.
Рыбак колебался – стоит ли это делать, но человек он был
отчаянный, все-таки направил лодку к берегу. Подойдя ближе, он до рези в глазах вглядывался в смутные очертания обрыва, но все равно ничего не мог разглядеть.
- Ты где? – крикнул он в темноту.
- Здесь, - спокойно ответили ему сверху.
Вдруг что-то тяжелое шмякнулось в лодку. И тут же рыбак почувствовал, как вокруг стало распространяться зловоние. Он подобрался ближе к тому, что лежало посреди лодки, и обнаружил давно протухшую разлагающуюся тушу большой свиньи.
- Ах ты!… Черт бы тебя!.. – закричал рыбак, потрясая кулаками.
Ответом ему был дикий визгливый смех.
Делать нечего, рыбак, стараясь поменьше испачкаться тухлятиной, перевалил ее за борт и поскорее отбыл от проклятого места, ругая себя за глупое любопытство. Домой, в Фишхаузен, он доплыл без приключений. Если не считать того, что всю дорогу его преследовал смрад.
Утром, из-за бессонной ночи, он встал поздно, но тут же поспешил к лодке – отмывать ее от вчерашнего сюрприза маркопетов. И что же он увидел? Те кусочки туши, которые он не заметил в темноте и не выбросил, горели на солнце огнем червонного золота. Даже свиная щетина, кое-где прилипшая к бортам, оказалась золотой.


МОРСКОЙ ЕПИСКОП

Когда-то в море близ Раушена рыбаки выловили водяного епископа с епископской шапкой на голове и даже с жезлом.
Не понимая, как относиться к подобному чуду, они посадили водяного в бочку и отвезли в столицу. К бочке сбежался весь цвет Ордена.
Магистр и несколько епископов земного происхождения попробовали заговорить с водяным, но тот не понимал их и только грустно смотрел прозрачными глазами. Его пытались кормить, угощая то рыбой, то мясом. Он ничего не принимал. Несколько дней орденское начальство старалось объясниться с водяным но, видя, что из этого ничего не выходит, а бедняга только чахнет на глазах, решило отпустить его в родную стихию.
Водяного отвезли туда же, где выловили. Он очень обрадовался, почуяв воду, и, едва оказался в море, истово перекрестился, почтительно поклонился самбийскому епископу, который сопровождал его до Раушена, и навсегда пропал в волнах.

ПТИЦА АЛЬФ

Эта птица водится только в окрестностях Кёнигсберга, нигде больше, и знаменита тем, что встреча с ней обещает нежданное богатство. Говорят, она похожа на ястреба, такая же серая, и была бы неприметной, если б не ее длинный огненный хвост. Полет птицы Альф напоминает падение звезды. Ее очень трудно поймать, но тому, кто сумел это сделать, она приносит деньги, выкупая свою свободу. Многим людям встреча с Альфом помогла разбогатеть.
Но самый любопытный случай произошел с гончаром из кенигсбергского предместья Юдиттен, который сговорился с Альфом, о том, что тот натаскает ему полный сапог денег. Гончар поместил сапог в печной трубе, чтобы визиты Альфа остались для соседей незамеченными. Сразу скажу, что гончар оказался куда хитрее доброй птицы и, прежде чем пристроить в трубе сапог, отрезал у него подметку. Целый день Альф таскал деньги. Время от времени он присаживался на край трубы и спрашивал гончара: «Не полный ли еще сапог?»
- Нет! – кричал гончар, выгребая из печки золото. – Еще не
полный.
В конце концов, Альф так устал, что у него возникли сомнения в честности гончара.
- Ну что, не полон ли еще сапог? – спросил Альф, в очередной раз присев на трубу.
- Нет, не полон, - крикнул ему гончар. – Давай, неси еще!
И тогда Альф бросил в сапог целую кучу вшей и улетел.

АЛЬПЫ

Эти зловредные порождения тьмы способны принимать любой образ. Среди людей часто появляются в облике маленькой сморщенной старушки, довольно безобидной с виду. Но могут выглядеть и соблазнительной девицей, и козленком, и деревом. Часто мучают домашних животных.
Одна женщина, живя на окраине Кёнигсберга, имела корову. В Пруссии с давних пор летом хозяйки оставляют на ночь коров привязанными на выгоне. Вот как-то утром эта женщина обнаружила, что вымя ее коровы пусто. Вечером – та же история. Женщина встревожилась.
«Ну, хорошо, - думала она. - Возможно, ночью какой-нибудь нищий выдоил корову и напился молока. Но кто же рискнет днем доить чужую скотину?»
Надо сказать, что была она вдовой, а ее единственный сын подрабатывал в столице подмастерьем на стройке. А женщина не могла бросить домашнее хозяйство и сутками стеречь корову. Поэтому не было у нее молока ни на другой день, ни на третий. Она не знала, что и думать. Решила дождаться сына, который должен был прийти домой в воскресенье.
И вот в выходной, вместо того, чтобы отдыхать от тяжких трудов, сидит сын этой женщины в поле под кустом и стережет корову. Дело шло к вечеру, никаких нищих поблизости и в помине не было, а парня так и подмывало плюнуть на эту затею да пойти к приятелям – побаловаться пивком. Вдруг слышит он странные звуки – не то шаги, не то лепешки коровьи в траву шлепаются. Высунул голову из куста и видит: что-то круглое скачет под ногами коровы. Привстал парень, а в это время то, что прыгало, подскочило повыше и вцепилось в коровье вымя. «Ну, - думает подмастерье. - Чем бы ты там ни было, а я тебя прищучу!»
Подбежал, бросился под корову и схватил то, что висело у нее на вымени. Стал разглядывать и глазам не верит. В руках у него была обыкновенная, круглая головка сыра. Да такая аппетитная, ароматная, что не удержался парень и откусил кусок. Стоит, жует сыр и думает:
«Что же я теперь матери расскажу? Как я в поле за сыром охотился? Так не поверит. Засмеет еще. Скажу, что поймал нищего, да прогнал его – больше не придет. А сыр в сундук брошу. Завтра мне на работу, вот я его с собой и захвачу. Сам поем и товарищей угощу».
Так он и сделал.
Утром стал подмастерье собираться в Кёнигсберг. Вспомнил про сыр, полез в сундук и обмер. Лежит в сундуке скрюченная старушка, а в том месте, где у нее нос должен быть, нет ничего – откушено.
Случай этот, когда альп, пристрастившись к молоку, обратился сыром - единственный. Чаще и облик их, и страсти были совсем иными. Любимым занятием альпов было мучить людей по ночам, превращаясь в свинцовую или оловянную иглу. Обычная такая игла, швейная, только чуть крупнее и находится не там, где ей положено быть – в подушечке для игл, а в постели облюбованного человека, норовя вонзиться в живот. Единственный совет – при резкой боли в животе среди ночи, встать и обыскать постель. Наверняка где-нибудь в матрасе вы наткнетесь на оловянную швейную иглу. Нужно взять ее, свернуть в кольцо, да так, чтобы острие иглы вошло в ушко. И спокойно ложитесь спать. Боли – как не бывало. Вот только утром вы можете найти у кровати окоченевшую старушонку в странной позе – свернутой калачом так, что голова ее окажется в собственном заду.

СТАРЫЙ ПЕТЕРС

Дорога, которая связывает косу с Самбийским полуостровом, у поселка Росситтен проходит вплотную к озеру. Было время, ни один человек не мог пройти по ней без того, чтобы не оказаться мокрым. Представьте себе: вы подходите к Росситтену; светит солнце, в елях возятся, насвистывая песенки, пичуги; воздух – хоть ложкой ешь; на душе радостно и покойно, и вдруг – справа, из озера – фонтан воды, и вы стоите, весь в тине и сплевываете головастиков. В сухое время года это место на дороге можно обойти лесом, но осенью или весной жители поселка норовили прошмыгнуть мимо как можно быстрее. Кое-кому удавалось. Но большей частью, люди приходили домой промокшие, перепуганные и злые.
В то время в Росситтене держал трактир бывший военный моряк, человек смелый и решительный. Вымокший однажды до нитки у озера, он не стал сломя голову бежать от проклятого места, а подошел к берегу и крикнул:
- Кто тут есть?
- Я! – ответили ему из озера.
- А ты – кто? – спросил трактирщик.
- Старый Петерс.
- Зачем же ты, Старый Петерс, людей водой обливаешь?
- Это у меня шутка такая, - говорит Старый Петерс. Скучно мне тут, вот я и веселюсь.
- Дурацкие у тебя шутки, - говорит ему трактирщик.- А если тебе скучно, так не сидел бы в тине, а пришел ко мне в трактир, я бы тебе рюмку поднес.
- Ты что, приглашаешь меня?
- А почему бы и нет? Заходи, когда время будет. Только ты эти свои шутки оставь. Негоже людям одежду портить.
- Договорились, - сказал Старый Петерс.
Об этом происшествии трактирщик никому не рассказал. Мало ли – на смех поднимут, а он считался человеком трезвым, рассудительным. Однако, через неделю-другую, стали в поселке поговаривать, что по дороге теперь можно ходить без опаски. Вот уж, сколько народу прошло, а все сухие.
А как-то поздно вечером, трактирщик уже собирался закрывать заведение, входит к нему крепкий высокий мужик в рыбацкой куртке, в фуражке. Ни дать, ни взять - шкипер.
- Ты меня обещал угостить, вот я и пришел, - говорит он, вываливая на прилавок большую рыбину.
- Старый Петерс?- спрашивает трактирщик.
- Я и есть.
Тут они сели, выпили, закусили. Слово за слово, разговорились так, что почти до самого утра и просидели. А перед самым рассветом Старый Петерс ушел.
Скоро о дружбе трактирщика с водяным знал весь поселок. Кто-то поверил в это, другие с сомнением качали головами. Но обсуждали, как водится, на каждом углу. Дошло до того, что один отчаянный малый сам пошел к озеру и крикнул:
- Старый Петерс, ты здесь?
- Здесь, - отвечает ему Старый Петерс.- Где же мне еще быть?
- Завтра у моего сына крестины. Придешь?
- Приду, раз зовешь. Дело хорошее.
Счастливый отец всем рассказал, что на крестинах будет сам Старый Петерс. Но праздник в разгаре, а его нет. Народ, который сбежался, чтобы на водяного посмотреть, потихоньку стал расходиться, посмеиваясь над хозяином. Тот и сам был не рад, что разболтался. Но в сумерки, после вечерней службы в церкви, в дом явился крепкий мужик похожий на шкипера с большой корзиной живой рыбы.
- Это мой подарок крестнику,- сказал он. Потом подошел к младенцу, посмотрел на него, поцеловал в лоб и произнес:
- Ты будешь рыбаком. И рыба станет сама ходить за твоими сетями.
Так оно после и было. А в тот вечер Старый Петерс присоединился к компании празднующих и веселился со всеми до утра. Говорят, что шутки его были грубоваты, но рыбаки и сами народ не очень утонченный, так что этого никто не замечал. С той ночи Старый Петерс стал душой всех праздников Росситтена. Тем более что с началом этой дружбы сети рыбаков никогда не пустовали.


ЖЕНА СКРИПАЧА

Когда-то в поселке Росситтен на Куршской косе, у самого залива стоял дуб. Никто не знал, сколько ему лет, но был он таким огромным, что рыбаки, возвращаясь домой, пользовались его далеко видной кроной, как маяком. А в дубе было такое же старое, как он сам, дупло. Уходя в залив, каждый рыбак считал обязательным для себя бросить в него пфенниг – на удачу. Дуб редко подводил, и рыбаки Росситтена считались самыми удачливыми на косе. Но однажды кто-то из чужаков – туристов во множестве появившихся в последние пару веков в тех местах, выпилил в дубе дыру и выкрал из дупла деньги, накопившиеся за сотни лет. И дуб в ту же ночь засох. Чуть позже волны залива подмыли песок у его корней, он рухнул в воду, и та растворила его в себе без следа. А вместе с дубом и множество легенд и сказок Куршской косы, связанных с этим деревом. Но эта история случилась у доброго старого дуба как раз в то время, когда он уже лежал поверженный, но волны еще не успели смыть его в воды залива, оттого и запомнилась.
Герою нашего рассказа досталась от деда скрипка. Отец его на ней не играл по причине природной неспособности, а вот он быстро выучился управляться с инструментом, и был желанным гостем на праздниках. А когда выпадало молодому человеку свободное от крестьянского труда время, он шел на берег залива к древнему дубу и там упражнялся в игре.
К концу лета, вечером, когда вода в заливе особенно теплая, он, как всегда, пришел со скрипкой к своему заветному месту, и вдруг наткнулся на ворох зеленой одежды, будто сотканной из водорослей. А за камышом раздавался плеск и девичьи голоса. Скрипач подкрался, раздвинул стебли и увидел трех прекрасных белокожих девушек, резвящихся нагишом в воде. Неизвестно, сколько он так стоял, подглядывая, но одна заметила его, вскрикнула, и девушки бросились к берегу. Но скрипач был резвее и первым схватил их одежды, запихав себе под рубаху. Раз уж начал игру, надо продолжать. И он изо всех сил делал вид, что не отдаст одежды, как бы его ни упрашивали. Выглядело это так правдоподобно, что девушки, разозлившись, даже облили его водой. Тогда скрипач повернулся, будто собираясь уйти. Купальщицы выбежали на берег и вцепились в его рубаху. Вот когда парень мог вволю налюбоваться на них. Но почему-то он струхнул, хоть старался и не выказывать этого.
- Посмотри, - сказала одна из девушек. – Мы стоим перед тобой совсем голые, нам стыдно, так отдай же хоть накидки, чтобы мы могли прикрыться, а потом поговорим об остальном платье.
- Хорошо, - будто нехотя, согласился скрипач. На самом деле, он уже рад был бы прекратить эту игру. – Я отдам ваши накидки, только отойдите подальше.
- Это чья? – спросил скрипач, поднимая в руке накидку после того, как девушки отошли к воде.
- Моя, - сказала одна.
К изумлению скрипача, девушка, едва набросив накидку на плечи, обернулась большой рыбой и плюхнулась в воду. То же произошло и с другой купальщицей. Скрипач хотел отдать и последнюю накидку, но вдруг взглянул девушке в глаза и был сражен их красотой и кротостью. Эта девушка была самой красивой из всех, и скрипач понял, что вот оно – его счастье. И не смог отказаться от него. Он уже понял, что главное в зеленой одежде – накидки, потому отдал красавице только платье, и она не смогла превратиться в рыбу. Молодой человек взял сирену за руку и повел домой через весь Росситтен. Рыбаки останавливались, пораженные ее красотой, а женщины удивленно разглядывали изумрудное платье.
Дома скрипач объявил родным, что привел жену. Переодел ее в обычное крестьянское платье, а зеленые одежды спрятал в сундук, повесив ключ от замка себе на шею.
С этого дня жизнь в доме резко изменилась. Коровы давали молока столько, что приходилось занимать посуду, пока не купили новую. В поле было больше картофеля, чем почвы, а зерно, никогда не родившееся на косе, приносило такие урожаи, что жители Росситтена уже не покупали муку на материке. Того, что давало одно хозяйство, хватало всему поселку.
Родители скрипача не могли нахвалиться своей невесткой. С ее появлением, в доме появился невиданный доселе достаток. Она была ласковой и приветливой со всеми, не чуралась никакой работы. По вечерам, вместо того, чтобы стоять у калитки и чесать язык с подругами, как это водится у других, она, сидя в саду, занималась рукоделием – что-нибудь шила или сучила нитку, тихо напевая нежным голосом песни, языка которых никто не понимал.
Бывало, она задумается и долго сидит, глядя на зеркало залива, видневшегося за домами. Единственное, что смущало родителей скрипача – она всегда была печальна, и никто не видел улыбки на ее устах. Поначалу думали: вот родится ребенок, она и оттает. Но нет – родился первенец, за ним и другой малыш, а невестка так и не повеселела, хоть и видно, что любит она и мужа своего, и детей. По-прежнему была она бледна и грустна.
Довелось молодому супругу ехать по делам в Кранц. Отозвал он мать в сторонку и, вручив ключ, строго-настрого наказал ни в коем случае не открывать сундук при невестке. Мать пообещала. Он уехал. А невестка сразу к матери: Откройте, мол, сундук. Очень хочется посмотреть, что за сокровища прячет там мой супруг?
Мать не соглашалась.
- Ну что такого, - говорила невестка, - если я одним глазком гляну на то, что там лежит?»
«И правда, - думает мать скрипача, - Что в этом плохого? Она столько сделала для семьи, неужели ей нельзя и заглянуть в сундук?»
И открыла крышку. А та – хвать накидку, да себе на плечи. Яркий белый свет полыхнул в доме, такой ослепительный, что мать зажмурилась. А когда открыла глаза, невестки уже не было.
Скрипач впоследствии так никогда и не женился. И хоть дела в хозяйстве по-прежнему шли хорошо, он оставался безутешен. Дети росли крепкими, здоровыми и работящими. Вот только замечали люди, что слишком много времени они проводят у воды залива, иногда тихо напевая песни на, никому не известном, языке.

















































ЖЕЛАННЫЙ КОНЬ

К востоку от Фишхаузена, справа от шоссе на Кёнигсберг, вдоль залива раскинулось огромное Конское болото. Глухое, таинственное место.
Где-то в болоте, или возле него, водится оборотень, являющийся людям в образе коня – стоит только очень захотеть этого. Конь выполнит любые пожелания, но только, если ты сможешь обладать им. Фокус заключается в том, что сам конь всячески сопротивляется попыткам завладеть им причем, часто не совсем обычными способами.
Один юноша из Фишхаузена, гостил у своих родственников и возвращался домой уже поздно. В пути его застиг ураган. Он так устал, что хотел от жизни только одного – коня, чтоб поскорее добраться до дому. И конь оказался перед ним. Юноша с радостью взобрался на него, но тут же, в ужасе соскочил на землю и пустился прочь изо всех ног. У коня не было головы.
А другому человеку – крестьянину, как-то здорово не везло. И урожай не выдался, и жена приболела… Ну, знаете, как это бывает?
Вот сидит он, пригорюнившись, у себя во дворе и думает:
«Мне бы того желанного коня, уж я как-нибудь с ним управился!» А конь – тут, как тут – стоит и копытом бьет. Крестьянин подкрался к нему, накинул веревку и поволок в сарай. Только конь наполовину в дверь вошел, как сразу начал увеличиваться. И вот уже трещит притолока, сыплется известка с потолка. Крестьянин испугался и отпустил веревку. Конь убежал.
На другой день крестьянин изготовил уздечку из кованой цепи, смастерил во дворе станок из дубовых балок, сел и снова стал думать о коне. Тот опять появился. Крестьянин накинул на него железную уздечку, затащил в станок и привязал. Конь не увеличивался и вообще вел себя, как самый обычный. Правда, когда крестьянин поднес ему сена, он не стал есть.
К вечеру крестьянин решил попробовать завести коня в сарай. Тот не сопротивлялся. Но в сарае ничего не ел, хотя крестьянин предлагал ему даже белый хлеб.
Так было восемь дней. Конь не ел и не пил. На девятые сутки, ночью, сарай загорелся. Беду вовремя заметили соседи и сарай потушили. Но ни коня, ни каких бы то ни было признаков его пребывания, не нашли.










СТРАНА АИСТОВ

Если верить одной легенде - это страна, куда на зиму слетаются аисты всего мира; по другой – там зимуют только наши, прусские, аисты. Так или иначе, постоянно там живут совсем особые, разумные птицы. У них есть свой магистр, свои рыцари, свои крестьяне и ремесленники. Но наверняка никто ничего об этой стране не знает. Ведь ее никто никогда не видел.
Где-то на Самбийском полуострове, кажется, в Конском болоте, но может быть совсем в другом месте, есть загадочная и прекрасная Страна Аистов, краше которой нет в этом мире. Но страна эта окруженная высокой стеной, попав за которую однажды, человек уже никогда не сможет вернуться домой. Аисты его не отпустят.
Был один отчаянный, который долгие годы искал Страну Аистов и однажды нашел. Он влез на высокую стену, встал во весь рост и крикнул: «Боже, как это красиво!» и спрыгнул вниз, на ту сторону.
Был другой, который нашел ту страну. Но он оказался благоразумнее первого и прежде, чем влезть на стену, привязал себя веревками к корням деревьев. Там, на вершине стены, он тоже крикнул: «Господи, до чего же тут красиво!» Но веревки не дали прыгнуть на ту сторону, и он упал на эту.
Говорят, с тех пор он стал угрюмым и злым, и никто больше не слышал от него ни единого слова.
Никто теперь не может с точностью сказать - где эта Страна Аистов находится – в Конском болоте, или в каких других? И вообще – есть она на самом деле, или ее и нет совсем, а все это выдумки наших слишком романтичных соотечественников?






















ЛОШАДИНАЯ НОГА

На Самбийском полуострове живет мелкий народец - барстуки – карлики размером в локоть и меньше. Живут они как в дубравах, так и возле жилья – в окрестностях хуторов и небольших поселков. В последнее время их стало мало, и они редко показываются людям. Но и сейчас рачительные хозяйки стараются привлечь барстуков и всячески угодить им. К праздникам ставят где-нибудь в сарае стол, накрытый чистой скатертью со всякого рода снедью и пивом. Если к утру на столе ничего не осталось, значит - барстуки благоволят к дому, и можно ждать достатка и прибыли. Они и за животными присмотрят – постерегут, что б ласка корову не извела, что б хорек птицу не вырезал; последят, что б поросята у сосков матки не дрались. Крыс от зерна отгонят, мышиные норы щепками да камешками заткнут. Если же еда оказалась нетронутой, значит - барстуки ушли – жди несчастья. Но хуже всего считается как-нибудь обидеть их. Много беды могут принести. А то и дом подожгут. Но вообще-то они старались жить с людьми в мире.
Один крестьянин выехал к вечеру собрать своих лошадей, которых выпустил пастись в рощу. Скачет он через поле и вдруг видит – наперерез бежит барстук. Конь крестьянина едва не раздавил его. Тот бросился прямо под копыта. Крестьянин разозлился и хотел огреть карлика плетью, но барстук закричал, что за ним гонится волк. Он умолял взять его с собой. Человек сжалился.
Вдвоем они проехали с полмили – по-нашему, около трех километров – и барстук попросил опустить его на землю. Он горячо поблагодарил крестьянина и сказал, что в благодарность за спасение жизни, он дарит ему то, что первым попадется на дороге.
- Только сохрани это и не выбрасывай! – предупредил карлик и скрылся в придорожных кустах.
Первый же предмет, который нашел крестьянин, оказался лошадиной ногой. Он не хотел ее брать, но потом подумал, что может бросить кость своей собаке, когда вернется домой, и привязал ногу к седлу.
Когда же он вернулся домой, то обнаружил, что к седлу привязан куль с серебряными деньгами.
Однако и среди барстуков, как и у людей попадались прескверные личности. Один такой – по имени Трампель надолго запомнился обитателям полуострова.












БАРСТУК - ВРЕДИТЕЛЬ

Однако и среди барстуков, как и среди людей, попадались прескверные личности.
Например, рассказывают, на хуторе возле поселка Санкт Лоренц барстук просто житья не давал хозяевам – то в коровье молоко овечьего навоза набросает, то ячмень ночью по всему двору разметает, а то и вовсе возьмет, да перед самым дождем черепицу с кровли дома скинет. Да вдобавок приноровился тот барстук пробовать всю еду, какую найдет в доме. Принесет хозяйка к столу кусок ветчины, а он уже изрядно надгрызен. Достанет из ларя буханку хлеба, а у нее вся горбушка обкусана.
И так эта жизнь надоела хозяину хутора, что тот собрал однажды семью, загрузил по быстрому пожитки, какие попались на глаза, в телегу, поджег свой хутор, да и пошел наниматься в работники - в Санкт Лоренц. Только отъехали, слышит крестьянин, сзади из-под груды посуды на задах телеги голос:
- Вовремя мы съехали… А то бы сгорели все…
Оглянулся он, а в медном тазу, в каких у нас хозяйки на зиму сливовое варенье варят, сидит его барстук и хозяйскую головку сыра доедает.



























БАРСТУК ПО ИМЕНИ ТРАМПЕЛЬ

Человечек этот обладал настолько невыносимым и сволочным характером, что от него даже пытались отделаться родители – барстуки. Вот как это было.
На хуторе одна женщина-солдатка родила пригожего ребенка. Измученная родами, она уснула, а когда проснулась, обнаружила возле себя маленького уродца с большой головой и длинным носом, непрестанно кричавшего визгливым голосом. Она накормила ребенка, но как только тот оторвался от груди, тут же опять стал кричать. Так продолжалось несколько дней. Уродец все время ел и кричал.
Обессиленная женщина не знала, куда и деваться от такой напасти. Не могла же она сидеть возле ребенка бесконечно. Как-то раз она все же вышла во двор передохнуть. Вдруг ей показалось, что в доме непривычно тихо. Грешным делом она даже подумала, что Господь прибрал этого несносного ребенка. Потихоньку подойдя к окну, она заглянула в дом. И что же? Ребенок танцевал на столе, припевая: « Как хорошо, что матушка не знает, что я барстук!»
Перепуганная мать вбежала в дом, но только увидела, что ребенок по-прежнему лежит в кроватке и визжит диким голосом, как визжал все дни до этого.
Со страху женщина убежала с хутора и помчалась к своей тетке в Хайлиген-Кройц. Когда она рассказала все, старуха покачала головой и сказала: «Это не твой ребенок. Это подкидыш». Потом, заперев двери и окна ставнями, она на ухо нашептала то, что нужно сделать.
Женщина вернулась домой и, не обращая внимания на визг карлика, жарко натопила печь, потом взяла Трампеля на руки, подошла к открытой топке, размахнулась и крикнула: «Я бросаю!» В этот миг откуда-то прибежал барстук и, бросившись на колени, стал умолять пощадить ребенка, обещая взамен вернуть ее младенца. Так и случилось. Барстук, подхватив брыкающегося Трампеля, исчез за печкой.
















КАМЕНЬ НА ПИЛБЕРГЕ

На склоне горы Пилберг, что расположилась на западе от поселка Краам, когда-то лежал камень, который не так давно был сброшен в глубокий овраг – Хелл. Там он лежит и до сих пор. Камень удивительно похож на стол, по обе стороны от которого сидят дети. Головы и плечи изображения со временем обкололись, и лица с трудом угадываются. Но руки, лежащие на столе, различить легко. Хорошо можно разглядеть игральные карты в руках, как и колоду посреди гладкой поверхности столешницы. Тут же, на столе, отчетливо видны углубления, в которые обычно играющие кладут деньги.
Про этот камень рассказывают, что когда-то барстук Трампель, совращал на Пилберге детей игрой в карты во время церковной проповеди. Пастор кирхи Краама каким-то образом узнал об этом и проклял подростков. Ну а Трампелю повезло – он как-то вовремя учуял опасность и сбежал.
Но это не вся история. У нее есть продолжение, растянувшееся во времени буквально до наших дней.
Пастор и сам не знал, что его проклятие обретет такие последствия. Сразу после того, как дети окаменели, он, осознав, что натворил, слег от переживаний и вскоре умер. А за ним, совершенно неожиданно умерла и его молодая вдова. Прихожане пригласили другого пастора, а почивших, как и полагается, схоронили на церковном погосте. Но вот что странно – вскоре люди заметили, что с кладбища исчезла могила пастора и его жены вместе с надгробием, будто их никогда и не было. Более того, как ни пытались, никто не мог вспомнить ни имени, ни фамилии усопших! Так они и остались безымянными «тот пастор, что проклял детей с супругой» в памяти прихожан кирхи Краама.
Но и это еще не все. Через какое-то время по округе поползли слухи, что по утрам в хорошую солнечную погоду на Пилберге стали замечать молодую женщину, которая, сидя на проклятом камне, расчесывает свои длинные золотистые волосы. При чьей-либо малейшей попытке подойти к ней, женщина исчезала. Она никогда не вставала, не оборачивалась на оклики, и нигде больше не появлялась. Она просто каждое яркое солнечное утро сидела на камне и расчесывала, светящиеся золотом на солнце, волосы. Поговаривали, что это будто бы привидение молодой жены пастора, чье имя все забыли, но никто ничего в точности не знал, поскольку ни один человек не видел призрак вблизи.
С годами к этому странному видению привыкли и перестали обращать на него внимание.
Шло время. После очередных военных потрясений в этих местах появились другие люди другой культуры, говорившие на другом языке, которые ничего не знали ни об истории камня на холме, ни о пасторе чье имя когда-то было забыто. Но и среди них появились те, кто видел, сидящую на камне на вершине Пилберга, золотоволосую женщину.
После очередного всплеска слухов о причесывающейся женщине, камень зацепили тракторами и скинули в овраг. А землю на холме распахали и засеяли ячменем.
В первое же погожее утро женщину, расчесывающую золотистые волосы, увидели почти на том же самом месте, сидящей на небольшом валуне, вывернутом из земли плугом. Больше ее никто не пытался изгонять с Пилберга. Переселенцы постепенно стали привыкать к своей новой родине, и перестали обращать на привидение внимание.












































ТРАМПЕЛЬ И МОЛОДАЯ МАТЬ

В Диршкайме у женщины заболел ребенок. Чтобы он поскорее уснул, мать легла с ним в постель и, плачущего, успокаивала. Когда ребенок уснул, женщина еще не спала. Вдруг она видит – открывается входная дверь, в нее просовывается голова барстука с длинным носом и начинает строить мерзкие рожи. Женщина эта отличалась набожностью и кротким нравом. Она произнесла молитву, и барстук ушел. Но на следующую ночь опять явился и стал показывать язык, и демонстрировать всякие непристойные телодвижения. На третью ночь, видя, что кривляньями женщину не пронять, карлик вошел в дом, взобрался на кровать и, схватив тесемки от чепца, стал душить ими женщину.
Барстук тянул тесемки так сильно, что, в конце - концов, оторвал их. Тогда он перебрался по женщине к ее ногам и начал выкручивать там пальцы. Все это время женщина только молилась. Но упрямый барстук не унимался и выкрутил ей почти все пальцы на ногах. И тогда женщина не выдержала. Она вскочила с кровати, сбросив карлика на пол, схватила кочергу и со словами: «Господи! Не внемлешь ты моим молитвам!» – со всего маху огрела барстука кочергой по спине. Трампель, визжа от боли, выскочил из дома. Больше он там не появлялся.
Таких рассказов ходило по Витланду множество. Впрочем, не только в этой земле множились слухи о проделках Трампеля. По всей Самбии долгое время только о Трампеле и говорили. Тот не упускал случая, чтобы как-нибудь не напакостить людям. И никто ничего не мог с этим поделать. Потому что, как выяснилось впоследствии, справиться с ним мог только тот, кто сам безгрешен.





















ТРАМПЕЛЬ И ПАСТОР «ТЮФЯК»

На западном берегу полуострова жила одна глупая и заносчивая девица. Вбила она себе в голову, что выйдет замуж только за того, кто принесет ей в подарок красный корсаж. Вот этим молодцем и оказался Трампель. Родители и родственники невесты схватились за головы, когда увидели того, кто собирается стать их зятем. Но слово не воробей… Пришлось готовиться к свадьбе.
Со всей округи сбежались люди - посмотреть на Трампеля – жениха и посмеяться над незадачливой невестой. Музыканты были приглашены из Фишхаузена. А надо признать, что им очень не понравился тот, кого они должны были веселить. Так что, рассевшись, они начали не с танцевальных ритмов, а с церковных мелодий. Трампель пришел в ярость. Он-то рассчитывал мелким чертом скакать в хороводе, а тут ему предложили музыку, от которой его подлая душа затрепетала. Он сбежал в дом, забрался в духовку печи и завыл там так, что народ в страхе разбежался со двора, а скот в сарае невесты попадал замертво. На этом свадьба и закончилась.
Но Трампель вовсе не собирался покидать духовку. Еды в доме было наготовлено достаточно, и он мог там сидеть очень долго. Семья же невесты не могла и приблизиться к собственному жилью.
Голодные и несчастные они бродили днем и ночью по поселку, упрашивая каждого встречного изгнать карлика из печи. Его никто не мог выгнать. Не помогали ни уговоры, ни проклятия, ни молитвы пасторов. Как только кто-то подходил к дому невесты и пытался заговорить с барстуком, тот начинал громко выкрикивать все грехи подошедшего. Так что любой в страхе убегал прочь.
Вот тогда кто-то вспомнил, что в Побетене
появился очень благочестивый старый пастор по прозвищу «Тюфяк». Послали и за ним.
Трампель, едва заслышав, как повозка пастора въезжает во двор, запрыгал в духовке, как блоха, взвизгивая и выкрикивая ругательства. А когда пастор обратился к нему, перебил, крича: «Пошел прочь, старый Тюфяк! Не тебе меня выгонять! Разве не воровал ты еще в детстве? Кто, как не ты, таскал булочки из хлебного ящика?»
Пастора было трудно смутить. Он смиренно ответил:
- Это случилось, когда я был еще ребенком. Но с тех пор прошло много лет, а Бог милостив – он простил мне давнишние грехи.
Но Трампель продолжал ругаться. Так они сражались почти сутки, и за это время барстук перепробовал все свои уловки. Например, он стал придумывать грехи. Однажды начал кричать, будто знает о том, как пастор крадет снопы с чужих полей. Но вся его злоба разбивалась о благочестие и мудрость Тюфяка. В итоге измученный барстук угомонился, и сам стал просить выпустить его из духовки и дома, выторговывая себе в обмен дохлую свинью, что якобы лежит в ольшанике неподалеку от поселка. Пастор согласился, но поставил в условие, что сам сходит с Трампелем посмотреть на эту свинью. Оказалось, что в роще вместо свиньи лежал мертвецки пьяный крестьянин. Тюфяк разозлился на барстука за коварство, схватил его, сунул в мешок и закинул к себе в повозку. Так, в мешке, Трампель доехал до Гартивингенских болот, что возле дороги на Кёнигсберг, где пастор Тюфяк вытряхнул его и властью данной от Бога, заключил в этих болотах, запретив появляться среди людей.
До сих пор в том месте, у шоссе Кёнигсберг – Раушен, в овраге слышны ругательства и визг барстука Трампеля. Но никто уже не может его увидеть.

@темы: обычная реальность, трудовые будни

---

Уважаемые, это для универа. №2

2

СВЯЩЕННЫЙ ТОПОР

Когда Орден пришел в Пруссию, в том месте, где стоит сейчас город Хайлигенбайль, рос гигантский дуб. Говорят, он стоял зеленым весь год – и зимой, и летом, а сквозь листву его густой кроны не проникал ни дождь, ни град. Он мог продлить человеку жизнь, или наоборот отнять ее. Пруссы поклонялись дубу, приносили под ним жертвы, ухаживали за ним и охраняли. Как только об этом прознали крестоносцы, они тут же решили, что это и есть таинственная Ромова – духовная столица пруссов, где находилась резиденция их Верховного Жреца – Кривы Кривайто, и о местонахождении которой до сих пор идут споры. Рыцари ошибались, Ромова была в Самбии, на полуострове, куда они пробьются только через четверть века. Однако тот дуб имел для пруссов не меньшее значение. Но чтобы понять это, нам придется вспомнить историю, куда более древнюю, чем крестовый поход Тевтонского Ордена в Пруссию.
Если верить епископу Христиану, бывшему в плену у пруссов в начале тринадцатого века, и – будто бы – получившего эти сведения из уст прусских жрецов-вайделотов, считается, что каким-то образом, якобы на плотах, в самом начале шестого века от Рождества Христова, после долгих мытарств на севере Европы, в наши земли попала часть, разгромленного когда-то римлянами и растворившегося поэтому в других народах, племени кимбров – мужчины, женщины и дети числом в сорок шесть тысяч человек. Записок Христиана, кроме опубликовавшего их в 1526 году в своих хрониках летописца Симона Грюнау никто никогда не видел, да и само это количество народа, плывущего по Балтике на плотах, уже может вызвать улыбку. Но, несмотря на преувеличения и некоторую путаницу в последовательности событий, большая часть повествования, как ни странно, уверенно подтверждается другими источниками. Придется и нам поверить. Итак, согласно запискам Христиана, названных им самим «История Пруссии из тайных знаний прусских жрецов», в 516 году в Ульмиганию прибыли кимбры, возглавляемые братьями Прутеном и Вайдевутом. Как звали братьев на самом деле, неизвестно, поскольку кимбры - племя германское, а эти имена прусского происхождения, к тому же – явно культовые. В основе имени «Вайдевут», например, лежит балтский корень слова, которое переводится как «знание». Этот факт только подтверждает безболезненное вхождение гостей в местную культуру. Вскоре братья обрели абсолютный авторитет, а с ним и власть в стране, впрочем, вполне заслуженную. Обладая большим опытом и познаниями в области военного искусства, Вайдевут быстро организовал и обучил настолько боеспособные дружины из местных, дотоле робких, воинов, что они смогли не только дать отпор набегам соседей, но и сами стали нападать на них, привозя домой богатую добычу. Более того, Вайдевут построил ряд мощных крепостей, которые потом еще многие века будут охранять страну, и дал народу своеобразную конституцию «Заповеди короля Вайдевута» - свод законов регулировавших жизнь пруссов до самого прихода Ордена. Прутен, будучи старше брата на шестнадцать лет и, вероятно, мудрее, потратил все свои силы и талант на то, чтобы из примитивных местных верований выстроить гармоничную религиозную систему, управляемую строгой жреческой иерархией. Сам он принял сан Верховного Жреца, а вместе с ним и новое имя Крива Кривайто. Народ же, в знак признания его духовной власти над собой, взял имя – «прутены», позже преобразовавшееся в «пруссы».
Эти действительно великие братья и заложили основы семисотлетнего благоденствия страны, которой никто не мог безнаказанно грозить мечом. Добровольный их уход из жизни был величественен, прекрасен и в буквальном смысле жертвенен.
Ульмигании давно уже угрожало с юга нашествие многочисленного племени воинственных мазуров, когда-то взимавших с ее жителей дань. Назрело время выяснить, кто же теперь хозяин в этом уголке Европы?
И вот в один зимний день перед битвой пруссов с мазурами при огромном стечении подданных оба брата Прутен и Вайдевут в простых белых одеждах вознесли молитвы богам и взошли на священный жертвенный костер. В руке Вайдевута был меч, голову Прутена украшал дубовый венок.
«О, боги! – сказал Вайдевут! – Мы приносим вам эту жертву ради свободы своего народа. Умножьте же силы его так, чтобы все враги были разбиты и в страхе бежали так далеко, что никогда не смогли бы вернуться!»
Братья продолжали молиться за Ульмиганию и тогда, когда пламя стало пожирать их тела. К ночи костер догорел, но люди не расходились и видели, как подхваченные дуновением ветра, искорки и лепестки золы от него, тут же превращаются в маленьких белых бабочек стайками разлетавшихся по священной роще Рикойто.
Жертва была не напрасной, пруссы дрались так, что не просто разгромили в Великой Битве мазуров, они их уничтожили, как народ.
Напоминая о том костре, в Пруссии до сих пор происходит очень странное явление. Каждый год в декабре, среди зимы, несколько дней в наших лесах появляются стаи маленьких белых бабочек. Их особенно хорошо видно по ночам на лесных дорогах в свете автомобильных фар.
А в том самом месте, где взошли на жертвенный костер Прутен и Вайдевут, несмотря на выжженную почву, к весне распустил листочки желудь. Это и был тот росток, который к приходу рыцарей с крестом на плаще вырос в гигантское дерево.
Но об этом станет известно гораздо позже. А тогда крестоносцы ринулись уничтожать дуб. Акцию возглавил епископ Анзельмус.
Силы рыцарей Ордена были значительны, да и напали они неожиданно, так что им без особого труда удалось перебить защитников дуба. Но когда кнехты лесорубы попытались срубить дерево, выяснилось, что сделать это невозможно. Топоры отскакивали, звеня, от его коры, как от гранитной скалы. Один даже разлетелся на куски, осколками сильно поранив ногу лесорубу. Люди стали в страхе пятиться, крестясь, и посылая проклятия языческим богам. Еще больше трепета нагнал вдруг налетевший ураган. Молнии с треском рвались в кроне дуба и вонзались в землю вокруг него. Несмотря на приказы и окрики епископа, никто не решался возобновить попытки срубить дуб.
Тогда Анзельмус сам взялся за дело. И дуб сдался, топор раз за разом все глубже входил в тело великана. Однако он был так огромен, что Анзельмусу не хватило бы и недели, чтобы срубить его совсем. Тогда он приказал таскать к дереву хворост, и развел большой костер.
Вот в честь топора, будто бы освященного свыше, и назвали город Хайлигенбайль, в буквальном переводе – Священный Топор. Он и стал этому городу гербом. Правда, на гербе есть еще один, более древний, прусский символ – голова красного волка. Но откуда он взялся, и что значит – загадка.
Если бы подвиги епископа Анзельмуса в Пруссии на этом и закончились, то, возможно, католическая церковь объявила бы его одним из своих героев в борьбе с язычеством. Но этого не случилось. И вот по какой причине. Едва Орден закрепился в Пруссии, он тут же объявил все операции с янтарем собственной монополией. Пруссам же, веками относившимся к янтарю, как к дару Атримпа – бога морей, эти условности были непонятны. И они наивно продолжали, как их деды и прадеды собирать на пляжах «горючий камень» и менять его у других народов на более нужные в хозяйстве вещи. И вот тогда бравый и мудрый епископ Анзельмус настоял, чтобы орденское правительство ввело смертную казнь за незаконную добычу и продажу янтаря. «Нельзя, чтобы янтарь доставался людям даром!» - заявил он, обосновывая свое предложение. И на холме у поселка Кирпенен, что возле замка Гермау, появились виселицы, на которых вешали даже несчастных рыбаков, в чьи сети случайно попадал янтарь.
Говорят, Господь не простил Анзельмусу этой жестокости, и до сих пор в шторма, когда на пляжах западного побережья Самбийского полуострова на линии прибоя выстраиваются бесшабашные ловцы янтаря со своими сачками, там объявляется озлобленный дух епископа, и, хватая людей за рукава и полы плащей, приговаривает: «Нельзя, чтобы янтарь – даром! Нельзя, чтобы янтарь – даром!»


Заповеди короля Вайдевута.

1. Верховными богами являются Перкун, Потримп и Пикол. Никто не смеет принести в Ульмиганию из чужих земель другого бога. Наши боги дали нам эту землю и все, что у нас есть, и дадут еще больше.

2. Верховным Жрецом является Крива Кривайто или его преемник. Он помогает общаться с богами и выбирает жрецов-вайделотов. Никто не должен молиться богам без Кривы Кривайто или назначенных им вайделотов.

3. Молиться следует так: О, боги! Перкун, Потримп и Пикол! Дайте нам много красивых женщин, здоровых детей, хорошей пищи и сладких напитков; летом – белые одежды, зимой – теплые плащи и широкие мягкие постели, чтобы, прославляя вас, мы всегда были радостны и подвижны. А у тех, кто не почитает Перкуна, Потримпа и Пикола, Криву Кривайто и вайделотов отберите все, что они имеют.

4. Все соседние народы, которые уважают наших богов и принесут им жертвы, будут любимы нами. Тот же, кто отнесется к нашим богам с пренебрежением, будет убит нашим оружием и предан позорному огню.

5. Мужчины могут иметь не более трех законных жен. Причем, первая и старшая из них должна быть из нашего народа. Две других могут быть из чужих племен.

6. Если будет мужчина обременен больными: женой, или ребенком, или братом, или сестрой, заболеет сам или кто-то из челяди, то только он может решить, предать себя или иного больного из своей семьи огню.

7. Если мужчина, будучи здоров телом и разумом, захочет принести в жертву богам своего ребенка, жену или кого-то из челяди, то никто и никаким образом не может ему в этом препятствовать, ибо священным огнем освящается и вставший на жертвенный костер, становясь достойным того, чтобы благоденствовать с богами.

8. Если мужчина или женщина совершит прелюбодеяние, то виновный должен быть предан огню вдали от богов. Пепел его будет развеян по дороге, и никому из его потомков никогда не будет позволено стать вайделотами.

9. Если женщина, отказывает мужу в исполнении супружеских обязанностей или не имеет детей, то только он вправе решить, предать ее позорному огню или нет.

10. Если мужчина овладеет женой другого мужчины или девственницей до вступления с ней в брак, то оскорбленные родственники имеют право потребовать предать его позорному огню.

11. Первоочередное право получения девственницы в жены имеет только тот мужчина, кто первым попросил на то разрешения ее родственников. Но прежде, чем получить девственницу полностью в свою власть и считаться законным мужем, мужчина должен доказать свое право на это, лишив ее девственности силой.

12. Если у мужчины умрет единственная жена, он должен сразу найти себе другую и помоложе. Мужчина не должен оставаться один и без потомства.

13. Если умрет мужчина и оставит единственную жену без ребенка и плода во чреве, то войти к ней сможет каждый неженатый мужчина до тех пор, пока у нее не появиться ребенок. Разрешившись от бремени, она должна пойти в услужение к вайделоту и оставаться целомудренной под страхом смерти до конца своих дней.

14. Тот, кто по умыслу или недомыслию убьет своего соплеменника, должен быть отдан на суд друзей убитого. Только они могут решать, убить его или оставить жить.

15. Того, кто украдет в первый раз – высечь розгами, во второй раз – бить палками. Если же сделает он это и в третий раз, следует отдать его на съедение собакам.

16. Никто не может принудить другого к работе. Если же кто сможет подвигнуть кого на это добром, то они должны объединиться для работы вдвоем.

17. Более всего достоин уважения людей и милости богов тот, кто не только соблюдает эти заповеди, но кто, не имея страха перед врагами, лучший во владении оружием, быстр в управлении конем и удачлив в охоте.

































Смешная

ИНОСТРАНЦЫ ИЗ ЦИНТЕНА

Хайлигенбайль был городом ремесленников. Неудивительно, что много анекдотов в нем сочинялось о подмастерьях.
Было когда-то в Пруссии такое выражение: «иностранец из Цинтена». Так называли человека, который пытается представить себя не тем, кто он есть на самом деле, или тщится выделиться одеждой и манерами. Своим происхождением эта фраза обязана двум подмастерьям из городка Цинтен. Приехав как-то в Хайлигенбайль в воскресенье погулять, они почему-то решили представиться иностранцами. Ходили по улицам, заглядывали в пивные, и везде важно лопотали на каком-то тарабарском наречии, которое сами же и изобрели. Может, они надеялись на больший почет, чем заслуживали, у местных барышень, а может, что другое было на уме. Так или эдак, их быстро разоблачили и подняли на смех.































смешная


ОТВАЖНЫЙ САПОЖНИК

Жил в Хайлигенбайле сапожник по имени Отто Будник. Про него говорили, что он любому привидению хвост прищемит. Вот трое щедрых на выдумки подмастерьев и придумали, как напугать его. Решили, что один прикинется мертвецом, а двое других уговорят сапожника посидеть ночью у гроба. Так и сделали.
Приходят два подмастерья к сапожнику и говорят:
«Раз ты такой смелый, посиди ночью у гроба нашего товарища, который сегодня преставился. Нам как-то страшновато».
А было это как раз накануне первого мая, в Вальпургиеву ночь, когда нечистая сила особенно активна, а на высоких холмах собираются ведьмы на шабаш.
Будник стал отнекиваться – мол, и работы невпроворот, и дела ему нет до чужих покойников, но подмастерьям удалось уговорить его. Взял сапожник инструменты, дратву, недошитые сапоги, скамеечку для работы и пошел к «умершему».
Сидит Отто Будник в комнате с гробом, шьет сапоги, молоточком постукивает, да песенку напевает. Часы, между тем, отбили одиннадцать ударов. Вдруг из гроба показывается желтая рука «покойника». Отто подошел и вернул ее на место. Только он принялся за сапог, рука опять вывалилась. Он снова положил ее, куда следовало. В третий раз, когда «покойник» выставил руку, Отто плюнул в сердцах, и не стал ничего поправлять. Тогда подмастерье вывалил из гроба ногу. Сапожник, бормоча проклятия, встал и поправил конечности неугомонного «мертвеца».
Стрелка на часах приближалась к двенадцати. Какое-то время каждый занимался своим делом – Будник шил сапоги, а подмастерье лежал в гробу. Но с первым ударом часов «мертвец» сел и мутным взглядом уставился на сапожника. Отто же, видя такое безобразие, громко выругался и со словами: «Если ты покойник, так и лежи себе спокойно в гробу!» – со всего маху огрел его молотком по лбу.














смешная


РУССКИЙ КАЗАК И ПЕКАРЬ

Весной 1813 года, когда ополченцы прусского сопротивления генерала Йорка вместе с русскими войсками гнали на запад остатки наполеоновской армии, по улицам Хайлигенбайля проскакали казаки. Небольшого роста, бородатые, с развевающимися чубами на головах, они скакали на кургузых лохматых лошадях, приводя в оторопь стоявших у своих домов горожан. На ходу выяснив, что в городе не осталось французов, они не стали задерживаться ни на минуту и устремились вдогонку за Наполеоном.
Только один казак, проезжая через рыночную площадь, вдруг свернул к булочной, спешился и забежал внутрь.
К сожалению, пекарь не понимал по-русски, а казак не говорил по-немецки. Они никак не могли объясниться. Оба строили гримасы и размахивали руками, и каждый говорил по-своему. Тогда казак, которому надоела такая беседа, потянулся к полке, схватил булку хлеба, положил на прилавок монету, выскочил из булочной и, запрыгнув на коня, умчался.
Опешивший пекарь какое-то время разглядывал облачко пыли у двери булочной, потом начал изучать монету, оставленную казаком. Тут до него дошло, что это серебряный рубль. Он заволновался. За такие деньги можно было купить гораздо больше хлеба. Честный пекарь, зажав монету в кулаке, подхватил свой фартук и пустился вдогонку за казаком.
К счастью, до Парижа ему бежать не пришлось. Казак застрял у Мельничного моста, где скопилось много народу. Пекарь долго толкался среди злых казацких лошадей, но своего казака все же нашел. Вцепившись ему в лампасы на штанах, он стал горячо объяснять, что булка хлеба не стоит таких денег. Казак нервничал, не понимая, чего хочет от него этот настырный булочник. Один из его однополчан, знавший немного по-немецки, начал помогать им. В конце концов, казак понял, что пекарь хочет вернуть монету, но брать ее категорически отказался. Он говорил, что возможно когда-нибудь, в следующий раз, авось кому-то из русских понадобится хлеб, тогда пекарь отдаст свой товар дешевле. «Авось, когда-нибудь, в следующий раз…» – этого уже не понимал пруссак.
Пекарь все же ухитрился вернуть казаку его рубль. Но тот, не желая оставаться в долгу, повесил булочнику на фартук Большой Крест Французского Почетного Легиона, чем совершенно ошарашил несчастного. Но возразить тот уже не смог, проезд по мосту освободился и казак, вскочив на свою лошадку, исчез в пыли.





смешная


КОРОЛЬ РАКОВ

Неподалеку от моста в Хайлигенбайле там, где сходятся речушки Ярфт и Банау, стоит на берегу вросший в землю огромный камень. Еще недавно на нем можно было обнаружить остатки истлевшей, толстой когда-то, цепи. Так вот, когда-то этой цепью к камню был прикован гигантский рак - родоначальник всех раков, которые и поныне водятся в изобилии в наших озерах и речках. Это был король раков Пруссии. Но на цепи он, естественно, сидел не всегда, а долгие годы жил в своей норе, больше напоминавшей пещеру, чем обитель рака. Сколько этому раку лет, никто не знал. Горожане к нему привыкли издревле. В те времена, когда он еще жил на воле, в Хайлигенбайле с ним было связано много поговорок. Например, если кто-то о чем-то хотел сказать, как о невозможном деле, то восклицал: «Ну, это все равно, что посадить на цепь короля раков». А те, кто собирался отделаться от навязчивого человека или предложения, обычно говорили: «Вот, когда посадишь на цепь короля раков, тогда и приходи».
Именно так ответил один кузнец своему подмастерью, когда тот посватался к его дочери.
Задумавшись, ушел подмастерье. А на другой день приходит и опять говорит: отдай, мол, кузнец, дочь за меня замуж.
- Вот, когда посадишь на цепь короля раков… - начал, было, кузнец.
- Уже посадил, - говорит подмастерье. – Теперь твоя очередь выполнять обещание.
Хотел кузнец выгнать взашей нахала, да тут сосед колбасник прибежал в кузницу и кричит с порога: «Пошли скорее к мосту, там какой-то шутник короля раков на цепь посадил!»
А на мосту и по берегам уже толпа собралась, смотрят, как рак на цепи ворочается. Тут и выяснилось, что подмастерье обманом, пообещав раку жареную свинью, выманил того из пещеры на берег, затем быстро накинул ему на хвост железное кольцо и приковал к цепи, крепившейся к камню. Известно, что раки в страхе поджимают хвосты и пятятся, поэтому их королю никак было не выбраться из кольца, которое было уже, чем его туловище. А разжать хвост и поползти вперед, у рака ума так и не хватило. Какой у рака ум? Пусть он и король раков.
Во время нашествия наполеоновских войск рак исчез. Говорят, его съели голодные французские солдаты. У нас тут их не очень жаловали, так что пропитание себе добывали, кто, где сможет.









жутковатая



ПРИЗРАК МЕЛЬНИЧНОГО МОСТА

Говорят, что еще в орденские времена в полночь на мельничном мосту Хайлигенбайля часто появлялась странная повозка. Кучер без головы правил парой белых лошадей. Никому это не приносило вреда, и к этому привидению горожане даже привыкли. Но вот однажды, когда повозка появилась в очередной раз, из-под моста вдруг выскочил всадник на вороном коне с копьем наперевес, и напал на кучера. Безголовый возница, спрыгнув на ходу, растаял в воздухе, а повозка опрокинулась в воду мельничного пруда.
С тех пор в Хайлигенбайле появилось новое видение. Многие стали замечать человека без головы, стоявшего на мосту в полночь. И горе незадачливому вознице, который окажется здесь в этот час. Безголовый призрак тут же забирается к нему в повозку, которая намертво застревает на мосту, и стоит, пока часы на кирхе не пробьют час ночи. Только тогда призрак исчезает под мостом.





























забавная




ОСАДА ЗАМКА ХОНЕДА САМБАМИ

Вскоре после того, как первый отряд крестоносцев укрепился в замке Хонеда, позже названным Бальгой, на подмогу местным пруссам подошла большая дружина самбов. Они блокировали замок, но нападать не решались. И вовсе не оттого, что помнили о поражении местного вождя. Им казались странными эти коротко стриженые люди с бритыми лицами, в белых плащах с крестами. Они явились неизвестно откуда и говорили на языке, которого самбы никогда не слышали. Самбийские витинги, не ведавшие страха в битве, просто не знали чего можно ждать от чужеземцев.
Так самбы простояли у Хонеды несколько дней. К тому времени в замке кончились запасы продовольствия, и Герману Бальке доложили, что остался только тощий поросенок. Бальке рассудил, что одним поросенком все равно не накормить отряд, и приказал не резать его, но каждое утро, изловив, дергать, как следует за хвост. По утрам самбы слышали истошный поросячий визг и недоумевали – откуда у этих странных людей столько свиней, что они могут позволить себе резать их каждый день?
Вдобавок ко всему, витинги нашли какого-то прусса, который бывал в замке, и рассказал удивительные вещи.
«Крестоносцы, - говорил он, - почти ничем не отличаются от нас. У них тоже есть живот, и он такой же мягкий, как у пруссов. Оружие их так же сделано из дерева кожи и железа. И они так же смертны, как любой человек. Но есть у них два качества, которые делают их непобедимыми. Они никогда не спят и не знают устали. Днем трудятся, а ночью молятся своему богу. И второе – они никогда не страдают от голода, ибо могут, как животные, питаться травой».
Этот прусс видел, как рыцари ели капусту.
Озадаченные самбы сняли осаду, и ушли к себе на полуостров.
Кто знает, как развивались бы события в Пруссии, не отступи тогда самбы так легко?











серьёзная

ВОЛЬРАД, ДОСТОЙНЫЙ УДИВЛЕНИЯ

Чуть севернее замка Бальга на берегу залива был когда-то другой замок Ленценберг. Теперь о нем уже ничто не напоминает, лишь с трудом можно разглядеть на земле остатки оборонительных валов. Замок этот просуществовал едва ли пару десятков лет и после того, как был разрушен, уже никогда не восстанавливался. Он был маленьким деревянным и жил в нем фогт по имени Вольрад, которому позже дали кличку «Достойный удивления».
Это случилось в 1260 году. Пруссия волновалась. За несколько лет перемирия между Орденом и прусскими племенами не прибавилось любви. Пруссы не собирались оставлять своих богов, а крестоносцы, привычные больше воевать, чем проповедовать, не смогли привить им ни новой морали, ни верности орденским идеалам. То в одно, то в другом племени появлялся посланник Кривы с жезлом Верховного Жреца, и вайделоты объявляли волю богов: «К войне!»
Но вот прусские князья Натангии и Вармии, не желая обрекать свои племена на вымирание, решились вступить с Орденом в новые переговоры.
Вольрад принял их, как подобает – торжественно и хлебосольно. Столы в замке Ленценберг ломились от яств и напитков.
За трапезой пруссы начали высказывать претензии к Ордену, которые накопились за годы перемирия: налоги непосильны; артайсы – крестьяне, работая на полях Ордена, не успевают обрабатывать свои; вмешательство во внутриплеменные дела невыносимо…
Вольрад поначалу слушал молча, но потом стал обвинять во всем самих пруссов. К тому времени обе стороны уже порядком подогрели страсти пивом и медовухой, и дело дошло почти до свалки. Князья выхватили мечи, а в зал вломились кнехты фогта. Всех успокоил Вольрад, сказав, что сегодня все слишком пьяны, чтобы решать серьезные дела, но завтра на свежую голову они вместе подумают, как облегчить условия союза. На том и разошлись.
Однако на следующий день все повторилось. Хмельное лилось рекой, а пруссы высказывали наболевшее. Только Вольрад уже не перечил, и даже обещал передать требования вождей ландмайстеру. Пруссы напоминали, что их племена не покинули свои земли, как ятвяги князя Стардо, и не воюют с Орденом, как самбы. Все эти годы они исправно выполняли союзнический долг. И фогт соглашался с ними, обильно угощая гостей. Когда ужин был в разгаре, Вольрад, извинившись, вышел.
Кнехты были наготове. Они быстро затворили ставни на окнах, двери подперли бревнами, обложили стены ячменной соломой и подожгли замок.
Хроники рассказывают, что в Ленценберге заживо сгорело около пятидесяти прусских князей. Коварство и бессмысленная жестокость Вольрада поразили даже видавших виды рыцарей крестоносцев. Они и дали ему кличку «Достойный удивления». А Вольрад, на суде у магистра Ордена, ничуть не смущаясь, в качестве улики демонстрировал свою, разорванную будто бы прусским мечом, рубаху.



поучительная

БОЖЬИ ЛЮДИ ИЗ ПЁРШКЕНА

Когда-то в Пруссии было выражение: «Божий человек из Пёршкена». Так говорили, когда кто-то притворялся слишком праведным. А приписывают эту язвительную фразу пастору Иоганну Якобу фон Шёвену, служившему в кирхе Першкена – старейшей, между прочим, кирхе Пруссии, построенной около двухсот лет назад. Однажды во время проповеди, ругая прихожан за недостаточное религиозное усердие, он заявил:
- Когда Господь в День страшного Суда призовет меня к себе и спросит: «Божий человек из Першкена, где же мои овечки, которых я доверил тебе?» Мне придется промолчать. И тогда Господь скажет: «Божий человек из Першкена, я давал тебе овечек, а ты привел мне быков»!
Говорят, при этом старый крестьянин Плог, предки которого хозяйствовали здесь еще со времен Ордена, громко ответил:
- Да, в нашей семье всегда были крепкие люди.
Между прочим, всякий, кто рассказывал этот анекдот, непременно добавлял историю о том, как однажды крепкие «божьи люди» из Пёршкена оконфузились.
Как-то в Пёршкен по дороге в Кёнигсберг забрели польские цыгане с медведем и вечером устроили представление. Медведь, сдерживаемый цыганами на цепи, плясал и показывал фокусы, а пёршкенцы, бросив монетки в цыганскую шляпу, дивились этому, благоразумно расположившись поодаль. Медведи в те времена у нас еще водились, и все знали, какой это сильный и опасный зверь.
Ночью цыгане ушли. А рано утром поселок разбудили вопли перепуганного пастуха.
- Медведь! Медведь! – кричал он. – Цыгане забыли медведя!
Першкенцы, вооружившись, кто-чем может – вилами, косами, мушкетонами, смело окружили площадь у кирхи где, по уверениям пастуха спал, забытый цыганами, медведь, но обнаружили только набитый всяким хламом большой мешок старьевщика, который тот потерял, проезжая вечером через площадь.













жутковатая


РЫЦАРЬ РИППЕНСКОГО ЛЕСА

Это произошло в то время, когда герцог Альбрехт распустил Орден. Пруссия стала светским государством, а рыцари – помещиками. Для многих это оказалось тяжелым бременем. Монахи – воины, привычные более к мечу, чем к гусиным перьям, в одночасье превратились в хозяев поместий, которыми нужно было как-то управлять.
Владельцем леса у небольшого поселка Риппен, что возле Пёршкена стал граф фон Шуленбург. Он был уже в том возрасте, когда трудно и вредно менять привычки. В имении жил один, обособленно и скромно, не заводя себе ни жены, ни слуг. В друзьях у него были только лошадь Эвета, да пес Трой, а единственной страстью стала забота о лесе. Ровно в шесть утра он появлялся в лесу и объезжал свои владения ревностно следя – не свалил ли кто незрелое дерево, вовремя ли подсадили молодняк? И хотя спрашивал он с работников строго, часто штрафуя нерадивых, все же, говоря о Шуленбурге, люди всегда прибавляли: «Дай ему Бог здоровья!» Граф постоянно помогал как своим людям, так и вольным крестьянам, чем мог.
Вот так круглый год в любую погоду каждое утро фон Шуленбург на Эвете в сопровождении Троя объезжал лес квартал за кварталом. Но однажды в канун Рождества он не появился в лесу. Работники встревожились. Весь день они строили догадки: что могло заставить графа впервые не выехать в положенное время? Послали к нему в имение. Однако и там его не было. А когда Шуленбург в шесть утра не появился и на другой день, люди начали его искать. На одной из просек нашли всех троих – тело хозяина, а рядом трупы Эветы и Троя.
Никто так никогда и не узнал, что же там произошло. Известно только, что похоронили графа у кирхи в Пёршкене, а животных закопали прямо там, где обнаружили – в лесу. Теперь представьте себе изумление и ужас лесорубов, когда на утро после похорон ровно в шесть утра они увидели, что их погребенный хозяин скачет по лесу на Эвете, а за ними – Трой. То же повторилось и на следующий день. Кто-то уже предлагал подойти к всаднику и выяснить, в самом ли деле это граф, или чья-то дурная шутка? Но ужас перед привидением так сковывал рабочих, что они роняли топоры.
Все же один отважился. Выйдя на просеку к шести часам, он дождался, когда фон Шуленбург поравнялся с ним, и спросил:
«Кто ты? Человек или призрак?»
Всадник ответил, что он действительно их бывший господин, похороненный на кладбище в Пёршкене. Пожаловался, что там ему лежать плохо, он слишком привык к одиночеству в лесу. К тому же верных Эветы и Троя, бывших с ним до последней минуты, нет рядом. И очень просил граф, чтобы перезахоронили его на лесистом холме – там, где тихо звенит хвоей высокая сосна, а вместе с ним положили лошадь и пса.
И хоть пастор Пёршкена был против обряда, который счел языческим, люди сделали именно так, как просил граф. А над могилой поставили серый валун со скромной надписью: «Граф фон Шуленбург».
Больше призрак в лесу не появлялся. Правда, еще долгие годы риппенские егеря и лесорубы каждое утро вглядывались в просветы между деревьями, как только время подходило к шести часам. Да еще крестьяне ходили к камню, под которым упокоился один из последних рыцарей Ордена, поверяя графу свои горести и заботы. Говорят, не было случая, чтобы тот не помог.








































загадочная


ИЛЕПОЛЬ

Это маленькое озерцо – на берегу залива, чуть южнее Людвигсорта. Говорят, оно чрезвычайно глубоко. По-крайней мере, еще никому из ныряльщиков не удавалось достичь дна Илеполя. Кое-кто даже утверждает, что оно – бездонно. Считается, что когда-то на месте озера стояла кирха. Однако ее прихожане чем-то прогневили Бога, и однажды земля разверзлась и поглотила храм вместе со всеми там находившимися. Из провала ударил столб воды, и так образовалось озеро. И сейчас в погожие дни сквозь черную воду Илеполя можно разглядеть, как играют солнечные лучи на золоченом кресте шпиля башни.
Есть и другая версия происхождения странного золотого свечения исходящего из глубин озера. Рассказывают, что во времена заката Ордена однажды ночью к берегу залива причалил корабль. Под покровом темноты с него сошли шестеро рослых рыцарей в доспехах. На плечах они несли покрытый золотом большой ящик похожий на гроб. Они поднялись по берегу к озеру и опустили на его дно свою ношу. Так же тайно, поспешно они ушли к заливу, сели на корабль и тихо отчалили. Что это были за люди, и чей гроб они утопили в Илеполе, неизвестно и по сию пору.
Трудно судить, где здесь правда, где – сказка? Однако и сейчас очень многих волнует загадка золотых лучей пронзающих изнутри воду Илеполя при ярком солнце.

























САГА О ГЕРКЕ МОНТЕМИНЕ
И ДОБЛЕСТНОМ РЫЦАРЕ ХИРШХАЛЬСЕ

В землях натангов в замке Бислейда жил когда-то древний прусский род князей Монтеминов. После первых же столкновений пруссов с крестоносцами, князь Монтемин понял, что не сможет долго продержаться в этой войне, и чтобы сохранить независимость крестился сам и крестил свое племя, обеспечив народу относительно спокойную жизнь под опекой Ордена. А в качестве залога верности, вождь отдал рыцарям на воспитание сына Герка, которого после крещения стали звать христианским именем Генрих. Мальчик был сообразительным, быстро постиг грамоту и те немногие науки, что могли дать ему наставники, и те, заметив его таланты, решают отправить княжича на запад – в Магдебург, чтобы он смог продолжить образование.
В Магдебурге Генрих поселился у одного из рыцарей Ордена брата Хиршхальса, который стал не только его опекуном, но и вторым отцом, и другом, отдавая все время его воспитанию. Понимая, что будущему прусскому князю необходимо знать не только математику и латынь, но и военные науки, они часто занимались упражнениями с оружием, изучали тактику войны, книги по строительству оборонительных сооружений. Особенно они привязались друг к другу после того, как Генрих чуть не утонул в Эльбе во время весеннего половодья. Он случайно упал в воду, поток подхватил его и понес к середине реки, но Хиршхальс, бросившись следом, помог Генриху добраться до берега. Купание в ледяной воде обернулось болезнью, но Хиршхальс выходил юношу.
В Магдебурге Генрих возмужал, стал пользоваться уважением у граждан Магдебурга, которые сократили его прусскую фамилию на немецкий манер - Монте, и вскоре женился на девице знатного происхождения. Казалось бы – жизнь устроена. Но уроженцы Пруссии плохо приживаются на чужбине. Генрих стал собираться на родину. Хиршхальс, которому трудно было расстаться со своим воспитанником, решает отправиться вместе с ним. А в Пруссии к тому времени уже шла война, самая длинная война в истории этой страны, которая растянется на полвека.
Вскоре Генрих Монте с женой и слугами, в сопровождении Хиршхальса, с отрядом крестоносцев, прибывает по заливу в замок Бальга, а оттуда направляется к себе домой – в Натангию. Однако в пути происходит странное событие. В миле от замка Кройцбург на них нападают пруссы. Завязывается бой, в котором рыцари побеждают, а прусские витинги уходят в лес. Крестоносцы снова выстраиваются походной колонной, и тут выясняется, что Генрих Монте с женой исчезли. Их не нашли ни среди живых, ни среди павших.
В скорби и недоумении Хиршхальс останавливается в Кройцбурге. Но времени на печаль у него не было. Началась изнурительная трехлетняя осада Кройбурга. Часто месяцами рыцари Ордена не могли пробиться из замка хотя бы для того, чтобы охотой пополнить запасы продовольствия. Одноименный городок, приютившийся у стен замка, давно уже был сожжен натангами, а его уцелевшие жители голодали в крепости вместе с крестоносцами, бок о бок защищая ее стены. Здесь, во время осады Кройцбурга, Хиршхальс и услышал о появившемся у пруссов безжалостном враге христиан - отчаянно храбром, коварном и непобедимом вожде натангов Герке Монтемине. Дошли до Хиршхальса слухи и о том, что, отказываясь от христианства, Генрих торжественно и при большом стечении народа возвел на костер в жертву Перкуну свою несчастную жену.
Герк Монтемин одержал много громких и славных побед над Орденом. Взятие замка Кройцбург – только одна из них. Из защитников крепости уцелели только два рыцаря, и один из них – Хиршхальс. Чудом им удалось пробиться сквозь ряды пруссов и добраться до Кёнигсберга. Но это была не последняя встреча наших героев. Очень скоро в битве под замком Бранденбург войска Ордена были наголову разбиты отрядами самбов и натангов, и Хиршхальс попадает в плен к их вождю – князю Герку Монтемину.
Пленные крестоносцы представляли для пруссов большую ценность. Из обменивали на своих, или просто продавали Ордену. Но боги пруссов были кровожадны, а их жрецы пользовались неограниченной властью, поэтому, как правило, один из пленников приносился в жертву. По жребию смерть в жертвенном огне выпала Хиршхальсу. И тут сердце Монтемина, подточенное христианским воспитанием, дрогнуло и он, сославшись на то, что жеребьевка была неправильной, настоял на ее повторении. Хиршхальсу снова не повезло. Монте, не обращая внимания на ропот соплеменников, объявляет недействительным и этот выбор. И в третий раз Хиршхальс вытянул смерть. Тогда, выступив вперед, он сказал: «Негоже долго играть с судьбой, коль она так упряма».
Хиршхальса, как воина, сожгли верхом на коне, с мечом в связанных руках.
Постепенно Орден, постоянно пополняемый за счет новых отрядов крестоносцев, прибывавших с запада Европы, взял под свой контроль большую часть Пруссии. И тогда те из рыцарей, кто близко знал Хиршхальса, устроили на Герка Монтемина настоящую охоту. Брошенный соратниками, он бежал в дикие леса Надровии, где жил в одиночестве в шалаше. Там его однажды ночью и настигли крестоносцы. После короткой схватки, Герк был схвачен и повешен. Однако одной смерти для прусского вождя, рыцарям показалось мало, и они несколько раз проткнули копьем уже бездыханное тело.
Так был дважды убит князь натангов Герк Монтемин. Судьба его породила множество саг и легенд, сохранившихся, как в Пруссии, так и у соседних народов – литвы и ляхов. А в окрестностях замка Кройцбург с тех пор поселилась тень золотоволосой женщины в белом платье с обожженным лицом. Ее видят, как днем, так и ночью. Она умоляет каждого встречного помочь ей освободиться от власти языческих богов, но никто еще этого не сделал. Никто ведь не знает, как это сделать?

@темы: обычная реальность, трудовые будни

---

Уважаемые, это для универа. №1

1

ВАДИМ
ХРАППА



САГИ И
СКАЗКИ
ПРУССИИ



РАГАЙНА
(сага о происхождении прусского племени склавинов)

В те давние времена, которых никто не помнит, ибо не было у людей еще Памяти, а бродили они по Земле дикими толпами, и лица их были темны, а сердца – во мраке, с Неба упала Звезда.
И родила Звезда великих людей. Рост их был выше сосен, а волосы - белее снега, а глаза их светились как небо в утренние часы. А имя им было ульмиганы.
И взошел старший из них на высокую гору, и окинул взором пески у моря, и многие реки полные рыбы, и многие леса полные дичи, и сказал: «Вот страна достойная быть нам Родиной. Здесь мы построим наши замки. Ей отдадим мы свое Великое Знание. Ей посвятим мы свою небесную силу. И зваться она будет отныне – Ульмигания».
И взяли великаны темнолицых в подданные, и научили их строить замки, и выращивать хлеб, и делать одежду, и торговать. И приумножилось богатство той страны, и возросла слава ее, и счастливо жил народ ее.
Прошла тысяча тысяч лет.
Стали великаны брать дочерей темнолицых в жены, и было у них много потомства, и разошлось оно по всей Земле, но дети их уже не были великанами, а только светлые волосы и синие глаза напоминали об их происхождении.
И возгордились люди, и стали смеяться над богами и поносить их, ибо сочли сами себя великанами равными богам. И объявили богам войну, и призвали себе на помощь зловредных духов и великих драконов. И была война. И небо застлал дым, а поля накрыл пепел.
А когда марево от битвы рассеялось, увидели люди, что погибли их драконы, и смрад стоит над всем миром. И поняли люди, что духи - носейлы подчинились богам, ибо холод наступил на земле. Осыпались цветы с деревьев, и замерзла вода в морях.
Горько раскаялись люди и возопили, и припали к стопам богов. Но не вняли им боги и воздали каждому должное. У кого отняли саму жизнь – те умерли в страшных судорогах и болезнях; у кого огонь – они одичали и покрылись шерстью, и бродят в густых лесах, и стали те маркопетами; у кого – силу и стать человеческую – те обмельчали и прячутся под камнями, и зовутся барстуками.
Прошла еще тысяча тысяч лет. Последний из потомков Звезды слег на смертном одре и призвал сыновей, а звали их Тильзе, Вильмант и Ромбин, и послал в разные стороны, в разные земли, посмотреть – нет ли где невест их достойных, из племени белолицего, небесного происхождения?
И вернулись сыновья, и сказали отцу: «Все земли мы обошли, во всех странах были, но нет нам достойных – ни ростом великим, ни происхождением».
Опечалился великан, ибо не осталось у него уже надежды на продолжение рода, и отпустил сыновей. Пошли сыновья и построили неподалеку от замка отца свои замки. Тильзе и Вильмант на левом берегу Немана, а Ромбин – на правом.
Призвал великан дочь свою, и спросил ее: «Согласна ли ты следовать воле моей и оставаться верной ей до конца?» Припала дочь к стопам отца и сказала: « Согласна». Велел великан дочери запереть все ворота в замке, взойти на самую высокую башню и бросить ключ на дорогу. А был тот ключ, хоть не очень велик, но заколдован и отпирался им не только замок великанов, но вся долина Немана.
Многие годы прошли мимо замка, и многие люди. Многие же пытались оторвать ключ от земли, но никто не смог. Решила дочь великана, что нет больше сильных и смелых на Земле, и нечего ей ждать, и надумала схорониться навсегда в заколдованных подземельях под замком.
В последний раз поднялась она на высокую башню полюбоваться течением реки и увидела, что подходит к замку большое войско. И некоторые из войска того берутся за ключ, но поднять его не могут. Вышел тут юноша неприметный и взял ключ, и вставил его в замок. Но не повернулся ключ. И тогда спросила великанша с башни:
«Чей ты, юноша, и как зовут тебя в твоем народе?»
«Склаве – имя мое. А отец мой – король Вайдевут», – ответил юноша.
«Ты поднял заколдованный ключ, - сказала великанша. – Значит силой и смелостью ты достоин. Однако, этого мало, чтобы владеть моим замком. Ты должен узнать имя той, которая
в память о небесном происхождении, носит на голове золотые рожки месяца, а на лбу и плечах знаки звезд».
И вспомнил тут юноша древнее пророчество, где говорилось, что вернется его народ в землю предков, и будет на краю той земли стоять замок великий, и на башне замка – последняя из дочерей Звезды. И сказал юноша:
«Рагайна – имя твое».
«Входи! – сказала Рагайна. – Отныне тебе принадлежит все – и я, и замок, и власть над этими землями».
Замок этот стоял чуть восточнее современного Рагнита, а хозяевами его с той поры всегда были князья склавинов. Женщины этого прусского племени, в память о породнении их предка с дочерью Звезды, носили в косах месяцевидные украшения и одежды расшивали звездами.












ЩУКА НА ФЛАГЕ

Витинги Скаловии, как и воины других прусских племен, были отчаянно бесстрашны и в науке войны намного превосходили своих соседей. Те и подступиться не могли к границам Пруссии, наоборот, сами постоянно страдали от набегов прусских дружин. Но однажды с востока пришло большое войско рутенов – русских витязей под началом нескольких князей. Богатая долина Немана была разорена до состояния пустыни. Но замок Рагайны, построенный еще белыми великанами, устоял. Рутены осадили его, но как ни пытались, взять не могли. Но и осаду не снимали. Видно слухи о сказочных сокровищах великанов не давали им уйти. В замке начался голод, но никому и в голову не пришло сдать крепость врагу. И вдруг в замковом колодце чудесным образом появилась рыба. Ее было так много, что защитники замка могли насытиться вволю.
Девять месяцев продолжалась осада. В конце девятого в колодце выловили исполинскую – в человеческий рост щуку. Ее насадили на копье и выставили на вершине самой высокой башни – в насмешку над рутенами, уже ощущавшими сильный недостаток продовольствия. И те сняли осаду, и ушли к себе на восток. С той поры изображение щуки стало гербом склавинов замка Рагайны.
Любопытно, что эту же легенду приводит в своей «Хронике Пруссии» и орденский летописец Петр Дуйсбургский. Правда, в качестве защитников замка у него выступают крестоносцы – рыцари Тевтонского ордена, а нападавшими – склавины.










ПОДЗЕМЕЛЬЯ ЗАМКА РАГАЙНЫ

Замок великанов оставался неприступным вплоть до 1276 года, когда был разрушен при штурме Орденом. Правда, почти сразу неподалеку от старого замка рыцари построили свой, назвав его Рагнит, возле которого после и вырос одноименный город. Однако долгое время не стихали слухи о несметных богатствах подвалов и подземных переходов древнего замка Рагайны, входы в которые были забыты. Не переводились и охотники, изрывшие замковый холм в поисках сокровищ. Но вот странность – многие из них после этих раскопок сильно болели, а некоторые вскоре за этим умирали. Те же, кому удавалось излечиться от непонятной болезни, никогда уже не помышляли о кладоискательстве.
Но человек устроен так, что чужой опыт его ничему не учит. И вновь кто-то отправлялся с лопатой на холм. Особенно распаляло авантюристов то, что однажды подземный ход был все же найден. Он вел к Неману. Его обнаружили несколько бесшабашных офицеров во время шведской войны. Занимались расчисткой хода около десятка солдат. Когда лопата одного из них провалилась в пустоту, земля оползла, открыв небольшую черную дыру, и оттуда вырвался смрадный воздух, сваливший наземь всех принимавших участие в раскопках. Четверо солдат вскоре умерли. Остальные пришли в себя, но заставить их подойти к провалу, уже нельзя было и под угрозой оружия. Люди далеко обходили эту дыру. Но через две недели один из инициаторов поисков все же забрался в отверстие с фонарем. Ход, как уже было сказано, шел к реке, и не представлял бы из себя ничего примечательного, если б случайно офицер не наткнулся на маленький лаз в боковой стене. Пробравшись туда, он обнаружил огромный зал с колоннами, в котором было много скелетов в богато изукрашенных старинных доспехах. Повсюду валялись мечи и копья. Больше офицер ничего не успел обследовать, потому что у него началось сильное головокружение, и он поспешил выбраться наружу. В ту же ночь вход в подземелья обрушился, а офицер умер.
Но поиски их не прекратились. Находились даже люди, приобретавшие землю с руинами в собственность специально для поисков сокровищ. Таких было двое. Первый, слывший до той поры весельчаком и балагуром, вдруг стал угрюмым и неразговорчивым. Поговаривали: он что-то нашел. Но так ли это, никто не знает. Он заболел и умер в горячке. Другой рассказывал, что обнаружил вход в подземелья, но как только проник туда, перед ним появился суровый старик в белых одеждах с длинными белыми волосами. Призрак настоятельно посоветовал ему прекратить поиски того, что кладоискателю не принадлежит. Перепуганный, владелец развалин и холма выскочил наружу и несколько дней к ним не подходил. Но со временем ему стало казаться, что призрак просто померещился. И, осмелев, он снова отправился вглубь горы. Больше его никто не видел.


ЛЕТАЮЩИЕ МЕРТВЕЦЫ

В Рагните издавна обитали две религиозные общины – католики и лютеране. Этому разделению никто не придавал особенного значения, по крайней мере, при жизни. А вот после смерти их относили на разные погосты. И вот тут выяснялось, что покойников это никак не устраивало. Забавный факт - несмотря на то, что между кладбищами было большое расстояние, территория между ними никогда не застраивалась. Мало того, на ней не росли деревья, не было высоких кустарников и оград, которые мешали бы посещать духам умерших своих друзей с другого кладбища.
Всем известно – Пруссия манит чужеземцев, как медовуха. Они приезжают, строят здесь свои дома, живут в них, и никому до этого нет дела. Пусть живут. Но когда один из них вознамерился построить на южной окраине Рагнита, непосредственно на пути следования духов дом, горожане ему корректно намекнули: мол, напрасно ты, братец, это затеял. Брось, хуже будет. Но, известно, люди, внезапно разбогатевшие, сами с усами. Упрямы и своенравны. Не бросил этот господин строительства. Уже стены вывел, как вдруг случилась ветреная ночь. К утру на месте постройки была только грустная куча кирпича. Интересно, что ограда, которая была всего в три локтя высотой, совсем не пострадала. Духи выше летают.
Ну и что бы вы думали, внял господин голосу разума? Ничуть! Он решил, что нужно строить стены толще. Так и сделал. Заставил каменщиков прибавить толщины на кирпич. Те прибавили. Поставили стены. Положили перекрытия. Начали сооружать крышу. А тут опять поднялся сильный ветер, и разнесли духи дом в груду мусора. Вот только тогда бедняга решил сдвинуть стройку так, чтобы не мешать им.
В том же районе один из местных жителей хотел поставить амбар. Будучи человеком рассудительным, он высчитал план амбара так, чтобы его не могли задеть, спешащие к своим приятелям, души умерших земляков. Но то ли расчеты были не совсем верны, то ли строители что-то напутали, короче говоря, духи снесли у амбара один угол. Тогда хозяин, недолго думая, приказал скосить этот угол так, чтобы духи могли двигаться беспрепятственно. Так и стоит в Рагните этот амбар и сейчас – со скошенным углом.










Страшная сказка

КОНЬКОБЕЖЕЦ ИЗ ЛАБИАУ

Рассказывают, что каждую зиму, как только на Немане вставал крепкий лед, в одном из Тильзитских трактиров, что был неподалеку от речного причала, появлялся молодой человек, которого все звали Конькобежец из Лабиау. Никто не знал его настоящего имени. Знали только, что живет он в Лабиау, и страсть как любит кататься на конках. Утром выходил на лед залива, и мчался по речке Гильге до Немана, а по нему – к Тильзиту. В Тильзите заходил в трактир, и весь вечер отогревался горячим чаем, слушая неторопливые беседы постоянных посетителей. Потом, понюхав табачку, чихнув, он выпивал рюмку сливовой водки и шел спать, предупредив хозяина, чтобы разбудил как можно раньше.
Утром конькобежец был уже на своих коньках и мчался к Лабиау. Так он ездил всю зиму, пока стоял лед, на протяжении многих лет.
Как-то в Пруссию пришла очень суровая зима. Та самая, в которую вымерзли шелковичные плантации в Кёнигсберге, и покрылось льдом Балтийское море. Рыбаки только что вычистили проруби на Немане для снабжения рыбы воздухом, и собирались уходить, как появился Конькобежец. Рыбаки потом рассказывали - он мчался так быстро, что никто ничего не понял. Тело Конькобежца вдруг исчезло в одной из лунок, в то время как голова скользила по поверхности льда до следующей проруби, где тело вновь вынырнуло на поверхность и, подхватив голову, побежало дальше, как ни в чем, ни бывало. Рыбаки, оцепенев, смотрели, как Конькобежец добежал до причала, снял коньки и пошел к трактиру. Тут им всем разом пришло на ум, что пора бы и самим чем-нибудь подкрепиться. Тогда, может, не будет всякая чепуха мерещиться. Они дружно отправились за Конькобежцем трактир, где и обнаружили его, как всегда, за обжигающим чаем.
Каждый греется, как может. Рыбаки опрокидывали по третьей рюмке, когда Конькобежец допил шестую чашку чая и вытащил табакерку. Понюхал, чихнул… Тут его голова и отвалилась.
Многие годы потом, как только лед покроет Неман, в Тильзите вспоминали Конькобежца из Лабиау и судачили: как же такое могло случиться? А дело-то простое. Он бежал так быстро, что, провалившись под лед, даже не заметил, как срезал им голову. А поскольку скорость у тела и у головы была одна, то, выскочив из следующей проруби, он как раз со своей головой и встретился. А морозом ее тут же к нему и прихватило. В трактире он отогрелся, да еще чаю горячего хватанул, так что шея и оттаяла.
С тех пор в Тильзите говорили, что чай пить – только голову губить. Да и табак нюхать перестали. Курить безопаснее.







СМОТРИТЕЛЬ ЗАМКА

На окраине Тильзита, чуть выше по течению Немана, есть холм, занимающий господствующее положение на местности. На холме этом в древности стоял огромный замок. Пруссы считали, что еще в доисторические времена его построили ульмиганы - белые великаны, родоначальники расы европейцев. На вершине холма, прямо в центре, еще и сейчас можно разглядеть углубление, бывшее когда-то бездонной дырой. Говорили, будто это вентиляционная шахта замковых подземелий. Но спуститься в нее и проверить, что же там на самом деле, никто не решался.
На замковой горе обычно пасли скот мальчишки-пастушата. Частенько они собирались в кружок у дыры и обсуждали версии ее происхождения, а заодно и количество сокровищ, упрятанных великанами в недра горы. Однажды они так разгорячились, что решили немедленно проверить, что у дыры на дне? Есть там сокровища, или все врут люди? Тут же нашлась веревка, длинная, как башня городской лютеранской кирхи. Привязали к ней самого маленького. Как мальчишка ни отбивался, как ни плакал, упрашивая не опускать в страшную яму, его все-таки засунули туда, и стали потихоньку разматывать веревку. Когда в руках оставался совсем уж небольшой ее конец, натяжение ослабло, а затем веревка и вовсе провисла. Пастушата поболтали ею в дыре, но снизу никто не ответил.
Так, затаив дыхание, они просидели у дыры до позднего вечера. Затем вытащили веревку и молча погнали скот по домам.
Утром им уже не хотелось идти на гору. Стоят и думают, куда бы податься на выпас, да что сказать родителям мальчика, которого они засунули в дыру замковой горы? И вдруг видят, идет он по улице счастливый и беззаботный, а его сумка, карманы и даже кепка в руках набиты золотыми монетами. Он рассказал, что, опустившись на дно колодца, сразу увидел освещенный коридор, в проеме которого стоял высокий старик с белыми волосами. Вида он был сурового, и мальчик сначала испугался, но старик сказал, что ему нечего бояться, отвязал от пояса веревку и, взяв за руку, повел по коридору. Там было много комнат – одна краше другой, богато убранные красивой резной мебелью и диковинными предметами, назначения которых мальчик не знал. Они долго ходили, и пастушок устал. Тогда старик уложил его на огромную кровать с пышными перинами и мальчик уснул. Утром старик накормил его невиданными фруктами с жареной дичью, набил сумку и карманы деньгами и подвел к широким воротам с калиткой, через которую и выпустил мальчика. Выйдя, тот обнаружил, что стоит у подножия замкового холма, на берегу реки. Он обернулся, но не увидел в склоне холма ничего похожего на ворота.
Пастушок пошел домой, а его приятели бросились на замковую гору. Там долго спорили – кому первым спускаться за деньгами? Решили бросить жребий. Счастливец с радостью обвязался веревкой и полез в дыру.
Не буду описывать трепет, с каким мальчики ждали утром своего товарища. Скажу только, что не дождались. Он не пришел ни на другое утро, ни на третье. Больше в ту дыру никто не лазил.
Но старика видели неоднократно. В Тильзите его называли Замковым Смотрителем. Имя это он получил задолго до описанного случая. Еще в те времена, когда на холме стоял замок, старик иногда появлялся, обходя его кругом и осматривая хозяйским взглядом. Ему же приписывают и избавление Тильзита от литовской колдуньи, которая почему-то воспылала лютой ненавистью к замку и его обитателям. Однажды она наколдовала пожар в замке и, когда люди бросились тушить его, ведьма превратила воду Немана в горючую жидкость. Из пожарных шлангов с ревом стали вырываться огненные струи. Зрелище было жутким. Замок сгорел дотла. И никто, даже Смотритель Замка, ничего не мог поделать. Говорят, он спасся в подземельях. Но, зато потом он изловил колдунью и посадил на дно Немана, в самом глубоком месте. Вода течет над колдуньей, а сама она до сих пор сидит на раскаленных углях и молит волны Немана о прощении и избавлении от мук.































МОЛОЧНАЯ ВЕДЬМА

В былые времена в Тильзите долго помнили ведьму, которая держала в страхе весь город. Называли ее Молочной ведьмой. Жила она на окраине города, где многие держали скот, но коровы у нее не было. Незачем. Она и так всегда была с молоком.
День ее начинался с того, что ведьма брала всю имеющуюся посуду, складывала на тележку и начинала обходить дом за домом, взимая своеобразную молочную дань. Никто не смел ей отказать. Упаси Бог! Люди, завидев ее безобразную рожу, спешно собирали по дому все, что было самого вкусного из молочных продуктов и, с жалкой улыбкой вручали это ведьме. Если при этом ваша улыбка покажется ей недостаточно любезной, или она решит, что вы дали ей не все, что могли дать, она молча поворачивается и идет домой. И тогда ждите. К следующему утру ваше лицо будет в бородавках или на спине появится горб. И считайте, что еще легко отделались. А если вы живете в предместье и у вас есть корова или коза, можете попрощаться со скотиной. Дома у ведьмы к потолочной балке были прибиты два куска веревки. Через них она могла доить любую корову. Но, если колдунья была на кого-то зла, то его скотину она доила до тех пор, пока из веревок не потечет кровь.
Со временем старуха так обнаглела, что, встретив Смотрителя Замка потребовала свою долю молока и с него. Тот выслушал ведьму и вежливо предложил пройти в хлев, где она и осталась. Теперь ей молока достаточно. Замковый Смотритель превратил колдунью в корову, которая уже долгие годы бродит по подземельям с распухшим выменем, разыскивая кого-нибудь, кто бы мог ее подоить.
Еще и сейчас, если встать у замковой горы и прислушаться, то можно услышать из глубины подземелий жалобное мычание молочной ведьмы.



















НАКАЗАНИЕ ЖЕНЫ ГОРШЕЧНИКА

В Тильзите жил когда-то очень хороший гончар. Изделия его были так искусны, что приезжали за ними даже из Кёнигсберга. Он был гордостью гончарного цеха Тильзита. Но вот беда – как это часто случается с хорошими людьми, попалась ему сварливейшая из жен. Ей всегда казалось, что покупатели только и думают, как обмануть ее при расчетах, муж старается утаить заработки, а слуги мечтают обокрасть. Целыми днями она занималась тем, что раскрывала козни окружающих. С каким же упоением она вцепилась однажды в волосы служанке, когда обнаружила пропажу баночки с синей краской! Бедняга осталась бы лысой, не подоспей вовремя хозяин. Вслед за этим разыгралась, увы! знакомая всем сцена: одна истерично обвиняет другую во всех грехах, а та слезно клянется, что никакой баночки отродясь не видывала. И – под конец – торжественное обещание хозяйки обличить и страшно покарать воровку.
Может быть, в другом доме на этом все бы и закончилось. Баночка краски не такая уж великая ценность, чтобы из-за нее призывать на голову ближнего все небесные кары. Но жене горшечника казалось, что этого так оставлять нельзя. Она решила что здесь тот самый случай, когда надо всем доказать свою правоту, и отправилась на поиски Смотрителя Замка. Все знали о его могуществе и справедливости и часто обращались за помощью и поддержкой.
В тот вечер она его не встретила. Но упрямая женщина пошла к замковой горе и в следующую ночь. И ей повезло. Разглядев в темноте высокую беловолосую фигуру Смотрителя, жена гончара бросилась ему в ноги, и стала молить о немедленном наказании воровки. Смотритель подумал, вглядываясь в посетительницу, и сказал:
- Я смогу исполнить твою просьбу, но потом никто не исправит то, что я сделаю.
- Ничего не надо исправлять! – причитала жена горшечника. – Пусть воровку, взявшую банку с краской, так скрутит, чтобы она потом всю жизнь вспоминала свой поступок.
- Быть, по-твоему, - сказал Замковый Смотритель и растворился в темноте.
Очень довольная жена горшечника, переступив порог своего дома, начала громко звать мужа и служанку. Она хотела, чтобы наказание прошло при свидетелях. Так и случилось. Едва служанка и муж прибежали на крики, как что-то будто ударило женщину изнутри, и она вспомнила, что сама спрятала банку с краской на платяном шкафу. Но было поздно. Ее голова все ниже пригибалась и выворачивалась набок, ноги заплелись одна за другую, руки немыслимым образом завернулись за спину, и вся она стала похожа на сломанный штопор.






НЕРИНГА

Во времена, когда пруссы были свободны и счастливы в своем язычестве, на тонкой косе уходящей от Самбии на север, жило маленькое племя куров. С юга их защищали могучие самбы, а с других сторон окружала вода. Так что воевать им было не с кем. Обрабатывать землю они не умели. Это позже плуг разбудит пески и, дюны начнут пожирать мирные поселки, а тогда коса была зеленой и цветущей. Залив был полон рыбы, а леса – дичи, и непритязательные куры были бы счастливы. Если б не горькая участь их вождя Карвейта, прозванного Великим за высокий рост и силу. У него было все, что нужно для спокойной жизни – кроткие подданные, большой и крепкий замок, красивые жены. Вот только детей у Карвейта не было. Куда он только не ходил со своей печалью. К каким только богам не обращался. Ничего не помогало. Как-то на охоте Карвейт убил оленя. Он уже собирался разделывать тушу, как вдруг видит, под липой неподалеку стоит старик с длинными белыми волосами.
- Здравствуй, Великий Карвейт, вождь куров,- сказал старик.
- Здравствуй, - ответил Карвейт. – Кто ты, старик? Я не знаю тебя.
- Это ничего, - говорит старик. – Достаточно того, что я тебя знаю. Не дашь ли ты мне часть своего оленя, вождь? Я иду издалека, и уже много дней ничего, кроме лесных ягод, не ел. Силы мои на исходе, а путь предстоит длинный.
Вытащил Карвейт меч, разрубил оленя пополам и указал на заднюю, лучшую часть туши.
- Бери, старик. Я моложе, зубы мои покрепче, мне и жесткое мясо сгодится.
- Спасибо, Карвейт, - сказал старик. – Не нужно мне твоего мяса. Это я испытывал тебя. Теперь вижу - ты действительно добрый вождь. Я пришел помочь в твоем горе. Будет у тебя ребенок. Но для этого должно твое племя отказаться от приношений всем богам, каким вы сегодня молитесь, и три года, каждое новолуние приносить к этой липе по оленю. Здесь обитает прекрасная богиня Лайма. Ей будете отдавать жертвы. А теперь обернись, вождь. Видишь то место на берегу залива? Ровно через три года, день в день, ты придешь сюда на рассвете с любимой женой, и здесь вас ожидает счастье. Ребенок ваш будет необычным, но ты достоин его, Карвейт.
Вождь хотел спросить у старика что-то, но, обернувшись к липе, не увидел его. Старик исчез.
Мечом Карвейт нарубил дров, сложил ритуальный костер и взгромоздил на него оленя.
Три года куры носили жертвы богине Лайме. Впрочем, последние месяцы, с недоумением поглядывая на стройные талии всех трех жен Карвейта, они делали это менее охотно. Но Карвейт Великий считал себя человеком слова и решил до конца оставаться верным обещанию. По истечении срока, на рассвете, он явился с любимой женой к месту указанному старцем. У самого берега волна покачивала плетеную корзину, в которой спал крепкий пухленький младенец.
Девочку назвали Неринга. В благодарность Лайме за чудесный подарок, куры, собравшись всем племенем, устроили под липой пышный пир, длившийся три дня и три ночи. Явилась даже старая колдунья-отшельница, жившая в черных песках на севере косы. Она подошла к колыбели, отогнула корявым пальцем покрывальце, долго вглядывалась в девочку и сказала:
- Еще ждут тебя, Карвейт, неприятности с этим ребенком, но у девочки великое будущее и славное имя ее останется в веках.
Как она сказала, так и случилось.
С первых же недель девочка стала вызывать тревогу родных и беспокойство всего племени.
Она требовала все больше и больше еды, молока шести кормилиц не хватало, чтобы ее насытить. Когда ребенку исполнился месяц, няня уже не могла поднять его. В полтора месяца девочка дотянулась до куска жареного мяса, схватила его и съела. С этого возраста ей стали давать пищу взрослых. К году она бегала с подростками по лесу и была ростом со своего отца. Вот тогда и явился к Карвейту жрец-вайделот.
- Три года, - сказал он, - Ты, Карвейт, заставлял племя молиться третьестепенной богине. На три года ты отлучил свой народ от верховных богов. И этот великий грех – на твоей совести. Если ты не хочешь накликать беду на всех куров, то должен немедленно умертвить это порождение злобного духа и отдать Нерингу в жертву Пиколу.
- Нет, - сказал Карвейт. – Неринга – дочь, подаренная Лаймой, и я верю, что она принесет счастье курам. Я никому не позволю принести ей вред.
- Хорошо, - сказал вайделот. – Тогда я отправлюсь в столицу пруссов - Ромову и донесу обо всем Верховному Жрецу - Криве. Он пришлет сюда свирепых самбийских воинов, и кровь куров ляжет на твою голову, Карвейт.
- Будь, по-твоему, - сказал вождь. – Пусть нас рассудит Крива. Я возьму Нерингу, и мы вместе пойдем в Ромову.
Путь от замка вождя куров до столицы пруссов был недолгим. Уже через сутки они предстали перед великим Кривой. Тот выслушал обе стороны, потом велел привести девочку. Пристально глядя ей в глаза, он сказал:
- Многие тысячи тысяч лет назад на Землю упала Звезда. Эта звезда родила славное племя великанов с белыми волосами и глазами небесного цвета, давшее начало многим народам. Как знать, может этот ребенок – один из них? Он принесет счастье народу куров и тебе, Карвейт.
Отныне Неринга пользовалась общей любовью и почитанием, а куры решили построить для нее огромный замок с потолками выше всякой сосны, чтобы было ей где жить, когда она вырастет.
Но и Неринга много доброго сделала курам. Подростком она с легкостью вытаскивала телеги, застрявшие в песке, и играючи выволакивала на берег лодки, терпящие бедствие в шторм. Ей ничего не стоило расчистить площадку под строительство хижины, выдернув с корнями несколько деревьев, или спихнуть в море дюну, угрожающую поселку.
Наконец пришло время и Неринге задуматься о потомстве. Но в малорослом племени куров не было ей пары, хотя лучшие парни сватались. Приезжали славные вожди и из других племен. Чтобы никого не обидеть, Неринга придумала испытание.
«Тот женится на мне, - объявила она. – Кто докинет камень до Винде – огромного замка на другом берегу залива.
Многие пробовали, но ни у кого не получилось. А поперек залива до сих лежит дамба из камней, набросанных поклонниками Неринги. Один из них, приехавший из далекой Бартии, сказал:
«Нас обманули, дав невыполнимое задание. Нет в мире человека, способного докинуть камень до того берега».
И Неринга, дабы устыдить его, подняла валун в половину человеческого роста и швырнула так, что, пролетев через весь залив, он ударился о стену замка Винде. И гром от удара был далеко слышен. А из замка вышел человек, под стать Неринге – гигантского роста, и с криком: « Кто посмел швырять камни в мой замок?», подхватил валун в человеческий рост и так бросил его, что перелетел камень залив, пробил просеку в лесу на косе и упал в море.
И тогда сказала Неринга:
- Вот мой жених!
Вскоре после этого начался страшный ураган, длившийся больше года. Ветер не стихал ни на мгновение, а море намыло на косе, невиданные доселе, дюны. Воды залива устремились к западному берегу и соединились там с водами Немана. Потоп угрожал и замку жениха Неринги. Стала собирать она дюны в фартук и носить через залив, высыпая горами вокруг замка. Так и спасла его. А насыпь эта существует и поныне.
Весь тот год Неринга трудилась, не покладая рук. То песок от поселка отгребет, то промоину в косе засыплет, то бросится в залив ловить лодки смытые ураганом, то поможет навалить сосен для ремонта разрушенного дома. И только когда ураган стих, стало возможным отпраздновать свадьбу.
Неринга перешла жить к мужу, в Винде, но всю свою жизнь не оставляла куров без присмотра. То и дело она переходила залив и помогала им в тяжелых работах.
У Неринги родился сын. Но судьба его мало известна, ибо, согласно древнему пророчеству: «… придет ураган с моря, и будет бушевать год и один месяц, и стихнет. Но, подобно урагану, с запада и с юга придут сильные люди, закованные в железо, и будут они бушевать, пока не падут под их мечами боги и народы Пруссии, и не исчезнут с лица земли, как исчез народ ульмиганов…»

@темы: обычная реальность, трудовые будни

---

Глаза болят. День №2.

Стояли с Себой на крыльце, курили мимо прошла девушка я аляпистой куртке - я съежился, закрывая глаза - очень больно. Больно смотреть на свет, но еще больнее - на яркие цвета. Сижу за компом в солнечных очках. Завтра тоже в них пойду и плевать кто что подумает - они болят все сильнее. Эх...

@темы: обычная реальность, shinigamskie przypadku, farba

---

Чую завтра будет веселое утро.

Глаза болят. В очках и без. И кажется, как будто я в линзах, но при этом их нет. Мешается что-то и больно. Даже на картинки смотреть больно. Черт =_=

@темы: вопросы без ответа, обычная реальность, страсти

---

Приветствие.

 /Чёрный Вурдалак/

"Сбывшаяся мечта – не совсем то, что делает нас счастливыми…"

---

День под песню)

1. День прошел восхитительно
2. Третий месяц учимся, но эти придурки до сих пор смотрят на нас как на диковинных животных и говорят - "Смотри, смотри! Дизайнер пошел."
3. Эти гениальные люди дизайнеры, сегодня всем коллективом меня запоздало поздравили с д.р. (как позже объяснили - "Не знали что тебе подарить, у тебя все принадлежности для работы есть, а что ты любишь - для всех тайна, покрытая мраком) И что вы думаете? Этот гениальный коллектив подарил мне 1,5 литра! сгущенкиОо "Говорят, от сладкого люди добреют" +1 хд

Актеры театра третий этаж получили отмщение

@темы: обычная реальность, шинигами это любят, shinigamskie przypadku, zhart, myśli, трудовые будни

---

Жертвы искусства.

Влюбиться в песню. Это чисто мой стиль. Я уже не говорю про облизывани е корешков книг - это прошлый век. Влюбиться в песню. Звучит просто восхитительно. Даже когда в глубокую ночь ее ищещь, скачиваешь, все равно - потом, в 7 утра нет желания убить телефон, а только еще не открывая глаз настраиваешься на волну позитива и жалеешь что будильник играет всего 20 секунд. Хочется продолжения. Я счастлив, телефон заряжен и готов петь весь день, а пиджак наконец-то мне как раз. Сегодня будет ругаться БиКей. И не потому что мы что-то сделали не так, просто - понедельник =)

@темы: шинигами это любят, Марафон графического дизайна, трудовые будни, БК (декан/Борис) и просто НЕЧЕЛОВЕК)

---

15.11.2010 в 01:30

Пишет  Grell the Ripper:

Снег ложится на землю штрихами.
Прогревает мотор "труповоз".
У подъезда ждут люди с венками,
Согревая слезами мороз.

Контрастирует с белым покрытьем
Одеяний скупых чернота.
Люди созваны мрачным событьем,
За которым видна пустота.

Кто же умер сегодня, не знаю.
"Был он молод иль много прожил?" –
Я кричал, но мне не отвечают.
Я орал, я ревел, я вопил.

Вот уж гроб из подъезда выносят,
Прозвучит с новой силою плач.
Через час все по горсточке бросят,
Крест поставит могильщик-силач.

А пока все подходят поближе,
Поцелуй оставляя на лбу.
Только я, наклонившись пониже,
Вдруг увидел себя в том гробу.

И готовят меня к переезду,
Катафалка захлопнулась дверь.
Я один остаюсь у подъезда.
Но куда мне деваться теперь?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мой личный Эрик Бекман. (Кет Казино)

Мой

оригинал. для тех кто не в курсе